Вячеслав Соколов - Обезбашенный спецназ [СИ]

— Эх, пороть тебя в детстве надо было. Жаль не дожил до того момента, ты бы у меня вообще от выпивки отказался.

— Мне тоже жаль, — лицо Степаныча стало грустным-грустным.

— А чтоб тебя, — махнул рукой Рогожин. — Как там майор?

— Помирает, — Степаныч разводит руками, — намешал изрядно, вот и плохо ему. Налил коньяка, а он даже смотреть не хочет. Говорит, что стошнит его. Поставил напариваться укрепляющий настой. Но если не примет… — вновь разводит руками.

— Пошли, посмотрим, — бросил на ходу капитан, поднимаясь по ступенькам.

Да уж… Выглядит Васильев весьма хреново. Смешивать последнее дело — по себе знаю. Сидит за столом в каморке Степаныча, подперев голову руками, и с тоской смотрит на стакан, до половины наполненный коньяком. На приветствие лишь слабо шевельнул рукой и больным голосом протянул:

— Руслан, если мне еще раз в голову придет "гениальная" мысль, ты меня сразу пристрели — чтоб не мучился. С рождения дочери так не пил, — и на мгновение, замолчав, поправился: — Нет, даже тогда столько не выпил.

— Ну, еще бы, — вполне уже довольный жизнью Степаныч, аккуратно сцеживает какой-то отвар в кружку. — Коньяк, вино, пиво — адская смесь.

— Руслан, скажи, я хоть не зря страдаю? — голосом умирающего лебедя поинтересовался майор.

"Прав я оказался — похоже, что отцы-командиры все же какую-то аферу проворачивали?" — мысленно чешу затылок, пристраивая зад на пустующий табурет.

— Коньяк пей, — жестким голосом скомандовал Рогожин.

— Тошнит…

— Надо, Федя, надо!

— Я не Федя.

— Да? Ты уверен? Тогда тем более пей!

Васильев с тоской посмотрел на стакан, зажмурился и, выдохнув воздух, заглотил. С задумчиво-болезненным видом посидел и удивленно произнес:

— Прижилось…

— Во-о-от, — подняв в небеса палец, поучительным голосом произнес Степаныч. — А теперь вот это… — ставит на стол только что сцеженный напиток. — Мелкими глотками.

Взяв в руки кружку, майор принюхивается и с сомнением пробует:

— Горькое, — морщится и укоризненно говорит: — Мог бы и эликсир дать.

— Ага, счас!!! — возмущается прапор. — Ты представляешь его цену? Если я тебе скажу, ты пить бросишь. Совсем. Там настолько редкие ингредиенты, что только на самый крайний случай храню. Тебе и так скоро полегчает, чай не первый раз замужем!

— А ладно. Ну, так что? Как результат? — Васильев с надеждой обращается к Рогожину.

— Ну как тебе сказать, — капитан с задумчивым видом наливает себе чай, — блок у генерала оказался на загляденье. Пришлось вызывать на помощь супер-мега взламыватель мозгов — АМ. Модель: девчушки сексуальные, на всю голову отмороженные.

— Ты о чем? — не въезжает майор.

А я затаив дыхание тихонько шкерюсь в своем уголке, еще и легкую отводку глаз врубил, чтоб не отсвечивать, а то любопытство аж прыгать начало от счастья.

— АМ — Анютка и Маришка. Что тут не понятного?

— Охо-хо. А я в таком виде, перед начальством, — расстроился Васильев.

— И что? — удивился Степаныч. — Чай не съедят, ты же за дело радел.

— Ох, мужики. После того нашего разговора, ну вы помните… — делает выразительное лицо. Походу начинает отпускать майора, вот и мимика заработала.

Степаныч с Рогожиным кивают. Только я как дурак не в курсе… Кругом тайны, тайны. Забодали уже…

— Ну, так вот, — продолжает майор, — явились ко мне. Вопросов кучу назадавали, про Зайцева. И ведь не спорю: красивые жуть, а меня аж до печенок пробрало… — майора передернуло всего от воспоминаний.

— Это они могут, — заулыбался Степаныч.

Рогожин же только ехидно усмехнулся. А Васильев, все более оживая, продолжал:

— Так что, ну его на фиг, у меня от них мурашки по коже. Это они только к вам какой-то нездоровой любовью пылают. А мне лучше подальше от начальства, поближе к кухне.

— Почему нездоровой? — удивился Рогожин. — Очень даже здоровой.

— Да? Рисковые вы мужики… — потрясенно произнес майор.

— Ты это о чем? Извращенец! — засмеялся капитан. И глядя на все еще помятое лицо Васильева, спросил Степаныча. — Как думаешь можно его посвятить в нашу тайну?

— Ну, намеки он уже делал, так что про нас с тобой, наверное, знает, — и обратился к майору: — Знаешь?

— Угу… — не стал отпираться тот. — Что он твой дед знаю. Меня как раз ваши АМ и просветили…

— Вот и славно. А теперь главное! И учти, что об этом знает от силы десяток человек, теперь еще двое добавится. Егору знать совсем не повредит, а то его скоро любопытство съест, — и, подмигнув мне, добавил: — Можешь не изображать из себя ветошь.

Смущенно улыбаюсь, типа я хороший. И вообще глухой…

— Ну, а ты, чтоб глупости больше не говорил.

Васильев разводит руками:

— Мужики, а что я еще подумать должен был?

На лицо Руслана вновь наползает веселая улыбка, но он молчит, позволяя говорить Степанычу.

— Так вот, Витя, — делает театральную паузу, — Анютка моя старшая сестра. Теперь понял, откуда любовь?

— Ох…ть, — только и смог выдавить из себя Васильев.

— А то! — самодовольно улыбаясь, произнес Степаныч. — А Маришка ее подруга детства, так что, считай, тоже сестра. Все детство у нас провела.

— Да и меня, в свое время, по той же причине выбрали, — добавил Рогожин. — Подарок Всеслава, моей внучке.

— Куда я попал, — картинно схватился за голову, более-менее пришедший в себя майор, изображая ужас, — кругом кумовство и мажоры…

Развеселил, что тут еще сказать. А то я бедный так охренел в своем уголке, что если бы не стенка улетел бы со стула на фиг. А так хоть поржали. А Степаныч тем временем решил еще немного дать информации:

— Если честно, изменились они сильно, но во многом остались прежними. Даже вот взять пример: Анютка всегда красивая была и привыкла к этому. А Маришка, даже сказал бы страшненькая, вот и теперь, заметили, как на замечания о внешности реагирует? Казалось бы, сколько лет прошло, должна привыкнуть, что красотка хоть куда? Ан нет. Да и человечными остались, несмотря на трудную судьбу. Нам всем надо молиться на них. Кто знает, что бы было, не подбери в свое время Всеслав двух обиженных на жизнь девчонок. Обиженных, но не озлобленных. Что для него человеческие жизни? Пыль. А они все же остались частично людьми. Вон даже геройского деда не забыли…

Степаныч сел на табурет, обхватил голову руками и продолжил:

— Бабушка так тосковала, считай, каждый день рассказывала, в пример ставила. Вот и помнили о нем… Так что Всеслав очень дорогой подарок сделал…

Руслан, сидел с потерянным лицом, а по щеке стекала слеза…

Охо-хох, грехи мои тяжкие — все так запутанно. Хотя есть у меня подозрения на данную тему. А куда без них? Но вот озвучивать их… А уж про ту же Маришку, что только в голову не лезло. Но теперь хоть становится более понятным ее поведение. А вот и разговор вернулся к Разину…