Виктор Точинов - Метро 2035: Защита Ковача [litres]

– Пойдем, – сказал Ковач, завершив разговор.

– Куда? Зачем? – не понял Кирилл.

– Займемся в своем роде ампутацией… – особист кивнул на казарму. – По заветам доктора Рымаря. Не хотел, но на терапевтические методы не осталось времени. Твоя подружка спутала все карты. А к ней присоединилась моя подружка, ты с ней не знаком.

– Не понял…

– Проехали. Со своей сам разберусь. Что с твоей-то делать?

– Мне представляется, что охоту на нее можно отложить… Она в ловушке. Запертые двери она своим скальпелем не взломает, лифтом без магнитного ключа не воспользуется… Будет бродить по минус шестому и минус седьмому, искать выход наружу, – и не найдет, никуда оттуда не денется. А потом мы ее возьмем.

Ковач медленно повернулся, уставился на Кирилла глаза в глаза. Тот не любил мериться с особистом взглядами, а в детстве попросту боялся этих холодных льдистых глаз: маленькому Кирюше казалось, что дядя Валера смотрит на него и видит насквозь, и знает обо всех мелких и не очень мальчишечьих прегрешениях, – и думает, холодно и рассудочно, что с ним за эти грехи сделать. И надумать может все что угодно, в прямом смысле все, даже самое страшное… Сейчас стыдно вспомнить, но как-то раз он даже обмочился от этого взгляда… Не сильно, не опозорившись на всю Базу, лишь несколько капель угодили в труселя, но чувство стыда все равно было нестерпимым. С годами страх, возникавший от взгляда Ковача, исчез, рассеялся, как многие детские страхи. А может, и не исчез. Притаился где-то поблизости.

– Ты сейчас повторяешь вашу ошибку, твою и Рымаря. Не так давно вы тоже считали, что твоя подружка никуда не денется, что стреножена надежно… Ну и? Между прочим, на минус шестом пультовая энергоблока. И в ней сейчас никого.

– Да ладно… Она, наверное, увидит кодовый замок впервые в жизни. Даже не поймет, что это, не говоря уж о подборе кода.

– Танцуешь на граблях… – вздохнув, констатировал Ковач.

…Мнение Кирилла о «подружке» изменилось бы кардинально, если бы он мог видеть ее в тот момент.

Лиза стояла перед дверью. Закрыв глаза, неторопливо проводила ладонью над клавишами кодового замка. Она действительно не встречалась с такими устройствами до сегодняшнего дня, но их предназначение и принцип действия поняла сразу. Код Лиза не подбирала, она не нуждалась в том, чтобы бессмысленно, наугад пробовать многие тысячи комбинаций. И без того все ясно и понятно: одни клавиши – мертвые и холодные куски металла, другие до сих пор сохраняют тепло многих прикосновений…

Четыре клавиши утонули в панели, замок клацнул, дверь подалась назад. Правда, открыла она доступ не в пультовую энергоблока, как того опасался Ковач, – к аварийной лестнице, ведущей на минус четвертый уровень. Уже на минус четвертый…

Да, она не умела ходить по лесу, сегодняшний марш-бросок выдержала, но кто бы знал, чего это стоило. Не умела стрелять и драться (хотя с таким телохранителем, как Боба, отсутствие второго умения не критично).

Но когда на биваке дело дошло до приготовления ужина, Марьяша взяла реванш. И завоевала немалый авторитет – сама, своими талантами, не в качестве сестра Лизы или подружки Бобы. Поглядела, как Хрюнчик, взявший на себя готовку, готовится высыпать в котел почти все захваченные припасы разом, – и решительно отстранила его от поварских обязанностей. Тот возражать не стал, видно, и сам понимал, что кулинар никакой.

В походных условиях фантазию и таланты шеф-повара особо не проявить, и Марьяша сварила самое простое – гуляш. И по ходу его приготовления едва не угробила своих спутников, те всерьез рисковали захлебнуться слюной, когда из-под крышки потянулись первые ароматы. Понятно… Лиза кашеварить не любила и не училась, а какие из парней повара, наглядно показал Хрюнчик, – при этом шлялись они по лесам много, питаясь разными малосъедобными варевами.

– Ну ведь уже сварилось, – ныл Жуга, сидя с ложкой и котелком наготове, – ну разливай уж, сил нет…

– Будет готово, разолью, – строго сказала Марьяша и подбросила в котел несколько корешков болотной душицы, парни и не знали, что буквально топчут ногами отличную приправу.

Хрюнчик не канючил, крепился. Сидел, шумно сглатывал слюну и втягивал воздух своим носом-пуговкой с двумя кругляшками отверстий глубоко-глубоко, словно в долетающих от костра ароматах тоже содержались калории. Затем подвел итог обонятельной дегустации:

– Ох и транс-цен-дент-но же пахнет…

– Сама-то небось в управе натрескалась… – предположил Дрын неприязненным тоном.

Он сидел, баюкая пострадавшую руку (мизинец вернулся в нормальное положение и был теперь прибинтован к двум другим пальцам) и волком глядел на Марьяшу. Впрочем, Бобе тоже доставалась доля злобных взглядов, и немалая.

Сам детинушка еду не клянчил, но смотрел так жалобно и вздыхал так тяжело, что становилось ясно: если в ближайшее же время не выдать ему тройную порцию, а лучше четверную, последствия будут самые мрачные, – истощение, дистрофия, голодные обмороки, коллапс и смерть… Над ним единственным Марьяша сжалилась и вручила здоровенную брюквину – этот корнеплод мог только испортить гуляш, а сырым его никто другой есть не стал бы. Боба радостно захрумкал брюквой и перестал выдувать своими вздохами из костра искры и облачка золы.

Один лишь Щюлка (примерно так он, с трудом и неразборчиво, произносил свое имя Шура) остался равнодушен к доносящимся ароматам, у него была особая диета. Ну и ладно, когда в компании едок по имени Боба, лишних порций в котле не останется.

Ароматы достигли такой концентрации, что даже молчавший Хрюнчик не выдержал, простонал:

– Разливай уж… А то как бы ам-би-ва-лент-ность не случилась: кровососы ведь пожалуют, небось на Базе твой гуляш учуять можно.

Марьяша сняла пробу, кивнула, сделала знак Бобе: убирай, дескать, котел с огня.

Он убрал, и следующие полчаса ситуация балансировала на самом краю, на самой грани голодного бунта: Марьяша никого к гуляшу не подпустила, сказав, что блюдо, в общем-то, готово, но должно еще с полчаса постоять, накрытое крышкой, дабы приобрести наиболее полный и гармоничный вкус. Доспеть и немного остыть.

Полчаса показались голодной компании вечностью, и парни не стеснялись в выражениях, пересказывая требования своих бунтующих желудков. Зато потом…

Потом Марьяша купалась в лучах заслуженной славы и в озере восхищенных комплиментов, и получила два предложения руки и сердца (одно прозвучало вроде даже всерьез), и еще одно предложение – помогать ей по хозяйству: с водой, с дровами, с прочим – за позволение иногда угоститься обедом. Даже Дрын прекратил злобно зыркать и выдавил из себя пару похвал.

Недаром говорят, что путь к мужскому сердцу проходит через желудок. Лишь сердце Щюлки завоевать таким путем Марьяша не могла – ни единая ложка гуляша к нему в желудок не попала. Да и не протиснуть обычную ложку в его рот.