Билл Рэнсом - Огненный смерч

Трентон Соларис снова наполнил свой стакан ледяной водой, добавив на этот раз дольку лимона.

Да, в Коста-Брава вирус, похоже, локализован, но здесь, в Мехико — в этом «пупе земли», где сконцентрированы огромные запасы «Насекомых Смерти», — меры надлежит принимать самые крутые.

«Вирус не должен покинуть этот город, иначе с человечеством покончено!»

Гарри Толедо пытался уснуть, однако после услышанного на законсервированной территории «ВириВака» его разум по-прежнему отказывался позволить ему немного отдыха. Посольский психиатр отнесся к юноше с сочувствием, но сочувствие не смогло совладать с кошмарами, а снотворные Гарри не хотел принимать.

Теперь у него не осталось сомнения насчет того, что Штаты позаботятся о запрещении всех рейсов из Коста-Брава, а когда о ситуации в стране станет известно мировой общественности, ни один аэропорт на планете не примет вылетевших отсюда.

Гарри принял сидячее положение и яростно потер глаза. Только четыре человека уцелели в постигшей «ВириВак» катастрофе.

«И мы все еще живы, почему?» — задался он вопросом.

Марта объяснила ему, что даже после самых опустошительных вирусных пандемий в живых оставалось около двадцати процентов инфицированного населения.

«Но ведь те вирусы были естественными».

— Хорошо еще, что этот действует слишком быстро, — сказала Марта. — Мне неприятно говорить об этом, но у инфицированных людей нет времени, чтобы преодолеть более или менее значительное расстояние, поэтому скорость распространения вируса не очень велика. К тому же, митохондрии оказались более прочными, чем рассчитывал Мишве.

«Малоутешительно для тех людей, — подумал Гарри, — которые превратились в черный дым, разносимый ветром».

Сегодня днем, перед отлетом из «ВириВака», Гарри удалось перекинуться несколькими словами с отцом.

Рико отвел сына в сторонку и, постучав тростью о свежий бетон, сказал вполголоса:

— Ты, надеюсь, понимаешь, в какой я ситуации. Мы с Шольц пытаемся что-нибудь придумать, чтобы спасти вас, но возможности наши ограничены, так что многое зависит от тебя самого. Попробуй сбежать вместе с Соней. Усек?

— А как насчет мамы и Марты Чанг?

— Помоги им, если сможешь, — сказал Рико, — но не оглядывайся назад, если не сможешь. Твоя гибель никому не принесет пользы. Мы с Шольц очень надеемся на помощь Спука, и, вполне вероятно, нам удастся спасти всех, но если ты увидишь, что у вас с Соней появился шанс сбежать вдвоем, воспользуйся им не задумываясь, понятно?

— Но я…

— Только не надо показного героизма, — предостерег сына полковник Толедо. — Рискуя собой, ты подвергаешь риску и всех остальных. Я понял, что вы с Соней хотели угнать тот вертолет, и очень за тебя испугался, поверь мне.

«По крайней мере, мама и Нэнси Бартлетт вернулись из церкви целыми и невредимыми, — подумал юноша. — В стране становится совсем горячо».

Гарри пережил несколько восстаний в Коста-Брава, но нынешнее не походило ни на одно из предыдущих. На сей раз реальный враг не носил маски и не угрожал пистолетом. Гарри снова лег и, закрыв глаза, попытался расслабиться. Повторяющийся «кинофильм» в его воображении всегда начинался одинаково: черные волосы Марты Чанг развеваются по ветру, когда она бежит к нему, как в тот день, в «ВириВаке», за исключением того, что на этот раз она тает и горит, подобно всем остальным.

Образ Марты преследовал его еженощно, но в последнее время юноша все чаще думал о ней и днем.

«Марта».

Она настояла на том, чтобы Гарри прекратил называть ее «мисс Чанг». Их разлучили друг с другом, и за последние два дня им удалось всретиться лишь один раз, во время брифинга в «Каса Канаде», который устроило УРО для всех уцелевших в «ВириВаке».

— Я — свидетель, — заявила тогда Марта.

Брови ведущего брифинг офицера удивленно поползли вверх.

— Что вы хотите этим сказать, мисс Чанг? — осведомился он.

— Я хочу сказать, что уцелевший — это жертва, — пояснила Марта. — Я предпочитаю, чтобы меня называли «свидетелем». Я видела, что представляют из себя жертвы.

Гарри и Марта то и дело поглядывали друг на друга, и юноша обратил внимание на движения ее рук во время дачи показаний. Когда Марта говорила, ее тонкие пальцы двигались в ритм с ее голосом, выстукивая на столешнице какую-то мелодию.

Так что, думая о Марте ночами, Гарри перво-наперво представлял себе ее чувствительные руки, будто пляшущие на небольшой клавиатуре. И если эта картина в его воображении заслоняла другой, жуткий образ — Марта, горящая заживо, — то Гарри удавалось уснуть, но тогда ему снилось крушение самолета.

Второе крушение Гарри помнил не очень отчетливо, поскольку перед полетом отец ввел ему огромную дозу транквилизатора. Он находился в сознании, но чувствовал себя совершенно беспомощным, когда «Мангуст» потерял скорость из-за преждевременного выравнивания при посадке. Эта ужасная беспомощность напугала Гарри больше всего.

Ощущение беспомощности Гарри Толедо испытывал и прежде. Он вспомнил, как отец бил его и как однажды ночью мать остановила Рико, ударив его в шею ножницами… а теперь вся страна знает, что происходило в их семье. Подспудно Гарри всегда стремился к независимости, которая позволяла бы ему самому решать, что и как делать. Именно поэтому он ненавидел летать, хотя никогда не говорил об этом Соне.

«Она рождена для полетов».

Соня так и не выходила из своей комнаты — за исключением того кратковременного путешествия на территорию «ВириВака» — с тех пор, как Управление отобрало у нее новый самолет в «Каса Канаде».

— Для вашей собственной безопасности, — не переставали твердить Соларис и остальные.

Гарри бесила эта ложь, но он вынужден был признать, что, будь он на месте Солариса, то поступал бы точно так же. От этого «Насекомого Смерти» все буквально сходили с ума, к тому же Гарри понимал, что их тела — его и Сонино — могут представлять из себя некое секретное оружие.

Они с Соней были единственными в мире клонами, развившимися in utero [23] in utero — внутриматочно, внутриутробно (лат.) , и привлекали к себе всеобщее внимание, что вполне естественно. Поэтому сейчас юноша даже пытался быть благодарным судьбе за временное, хотя и относительное, уединение на ферме.

Посольский психиатр объяснял Гарри, что ночные кошмары вызваны его застарелым страхом перед беспомощностью.

— Твой разум очень уязвим, когда ты спишь, — говорил доктор Ольсен. — А тело твое цепенеет во сне, как тогда, в день побега из «ВириВака», на взлетно-посадочной площадке. Или как тогда, когда твой отец бил тебя.

Кошмар всякий раз начинался одинаково. Гарри сидит в кабине «Мангуста», пристегнувшись к креслу ремнями безопасности, а самолет окружает ватага Простодушных. Они все хотят выбраться из «ВириВака». Они протягивают руки к Гарри и плачут, когда двигатели аэроплана заводятся. Но Гарри ничем не может им помочь, он парализован и смотрит в затылок человеку, сидящему в пилотском кресле. Но это не Соня. Это тот лысый ублюдок, вирусолог, который «создал» его и Соню, Даджадже Мишве!