Дмитрий Лазарев - Сеятель [litres]

Значит, ни спятить, ни умереть он сейчас не имеет права. Это все потом, а вначале… В его венах еще бурлит катализатор, и кровь «лояльного» псионика пока сопротивляется чуме. Уже ясно, что проигрывает, но время на еще один важный шаг у него, пожалуй, все-таки есть. И в коридоре пусто. Кто-то умер, кто-то ушел. Никакой жизни, только смерть. Сейчас это хорошо.

Андрей Игоревич открывает дверь и выходит. Трупы, трупы, трупы… Много трупов – зачумленные, Новые… Может, чужак тоже среди них? Нет, вряд ли. Это было бы сродни чуду – слишком уж он крут. Ушел куда-то… О его целях можно только догадываться, но что до них профессору Завадовскому? Ему вообще уже мало до чего в этой жизни есть дело. И кукушку в лесу можно не спрашивать, сколько жить осталось. Считаные часы, если не минуты. Но за это время надо успеть сделать главное – добраться до командного пункта.

Андрей Игоревич хорошо помнит дорогу, но тело предает – дрожат и заплетаются ноги, мутится в голове. То и дело он на несколько секунд замирает, мучительно вспоминая, куда и зачем тащится. Затем в голове проясняется, и профессор продолжает свой путь, ковыляя и спотыкаясь о трупы.

Вот очередной из них – зачумленный-верзила в форме охранника. Лицо у него знакомое, и секунд пять Андрей Игоревич пытается припомнить его имя, но быстро сдается и машет рукой. Это уже не важно. А вот пистолет в его кобуре поважнее будет. Наклоняться Завадовский не рискует – так можно упасть и больше не подняться. Поэтому просто опускается на колени и забирает оружие. С ним как-то поувереннее: мало ли кто по дороге подвернется. Он не может никому и ничему позволить себя остановить или даже задержать. Зачумленные на базе еще есть, и они сейчас, наверное, двигаются к выходу. Завадовский-то заражен, он для них не цель. Им нужна здоровая кровь, как у людей снаружи. Нельзя, чтобы они выбрались! Ни в коем случае…

Ох, вот и они. Пятеро. Какое-то время зачумленные тупо смотрят на Завадовского голодными воспаленными глазами – их почти уже отключившийся мозг пытается определить: свой или чужой. Чуют больную кровь, значит, вроде свой, но все равно какой-то не такой. Андрей Игоревич включает артистизм и начинает вести себя точно как они – шарашится вроде киношного зомби и убирает из глаз всякое подобие осмысленного выражения. На них это действует: зачумленные полностью утрачивают к нему интерес. Завадовский движется дальше. До командного пункта уже совсем недалеко – вот этот поворот, еще один коридор, и все. Ура, коридор пустой! Только бы сил хватило! Всяких. Глаза застит багровый туман. Кажется, еще немного – и рассудок сдастся под бешеным натиском болезни. Но вот ведь какой парадокс – «лояльные» чумой не болеют, однако уже заболевшего их кровь не излечивает, хотя справляется со всеми остальными смертоносными недугами человечества.

Завадовский отгоняет эту неуместную мысль, от нее становится совсем плохо: средство, которое он считал панацеей, в его случае оказалось бессильно. Ладно, чего уж теперь… Дверь-то вот она, в паре шагов уже. Уфф, добрался! Андрей Игоревич помнит, что здесь двойная идентификация – карточка и отпечаток пальца, – и прикладывает сначала одно, потом другое… Несколько томительных секунд ничего не происходит, и Завадовский успевает испугаться, что либо какой-то сбой в системе, либо руководство, когда на базу пришла чума, сразу поменяло кодировку замка на этой двери. Но раздается шипение, и она медленно едет в сторону.

Андрей Игоревич испускает облегченный вздох, шагает внутрь и замирает: командный пункт не пуст. Там «лояльный». И профессор его знает, кажется… Да, точно знает – Алексей, пневматик, личный телохранитель полковника Багрова, командующего красноярским отделением АПБР… Только теперь уже бывшего командующего – вон он лежит, у пульта, мертвый, с ярко выраженными симптомами чумы…

– Профессор, что вы здесь делаете?

Взгляд «лояльного» водянистый, без всякого выражения, оценивает Завадовского, как некий предмет, создающий помеху движению. И голос у него такой же, словно искусственно синтезированный, а не живой. Пальцы профессора осторожно нащупывают в кармане рукоять пистолета.

– У меня… здесь дело…

– Вы заражены, – резонно возражает «лояльный».

– Я… пока справляюсь…

– Это не имеет значения. У меня инструкция. Зачум…

Его речь обрывает выстрел. Затем второй. Завадовский понимает, зачем Алексей произносил все эти слова – чтобы обосновать для себя убийство одного из виднейших ученых АПБР. Хотя вряд ли кто-то стал бы проверять его рассказ – чума выкосила всю базу, какой с него спрос? Выжил? Молодец, переводись в другое отделение и получай вакцину по расписанию. Только отчет напиши. Конечно, пневматик не позволил бы Андрею Игоревичу осуществить задуманное, так что профессор его просто опередил.

Активировать систему самоуничтожения базы мог только очень ограниченный круг лиц. Профессор Завадовский к нему принадлежал. Он никогда не думал, что однажды ему придется этим воспользоваться, но такое время все же пришло.

Завадовский, ковыляя, подходит к специальному сейфу с ключами управления, дрожащими пальцами набирает комбинацию… К счастью, здесь шалящая память ему не мешает… Так, вот и он.

Андрей Игоревич берет нужный ключ и крепко сжимает в руке, боясь, что если тот выскользнет из мокрых от пота пальцев, поднять его с пола уже не получится. Придерживаясь за стенку, Завадовский кое-как добирается до пульта.

– Прости, Оля…

Жгучие слезы туманят взгляд вместе с заволакивающей его кровавой мглой, почти ничего не чувствующая рука кое-как вставляет ключ…

– Ну, помолясь…

…и поворачивает его.

– А поконкретнее? – Рита, кажется, на грани срыва.

Я понимаю это и потому стараюсь говорить предельно спокойным тоном:

– Очень похоже, что активирована система самоуничтожения базы. Аварийная блокировка всех дверей с электронными замками, а затем взрыв. Хорошая новость: нам больше не надо искать огнемет – здесь все превратится в пепел без наших дополнительных усилий. Плохая новость: нам тоже не выбраться.

– Но кто… ее активировал?

– Не знаю. Возможно, автоматика – сочетание каких-нибудь факторов, которые постоянно мониторят датчики… А может быть, кто-то из выживших «лояльных» АПБР.

– Он что, самоубийца?

Пожимаю плечами.

– Чрезвычайные обстоятельства иногда требуют… Задача не выпустить чуму за пределы этого объекта так-то весьма благородная.

– Ну да, по части благородного самопожертвования ты ведь просто эксперт, – с горечью произносит Рита, прислоняясь к стене. На лице ее смертельная усталость. – И сколько у нас времени? До взрыва я имею в виду.