Генри Каттнер - Избранные произведения в одном томе [Компиляция]

Отсюда, конечно, далеко до подделки изображения говорящего. Губы, выговаривавшие каждый звук, останавливались, выделялись фрагменты их движения, затем заново воссозданное изображение сопоставляли со звуками.

Результат был поразителен для уха и глаза.

У Слайдера был доступ к специалисту, знавшему эту работу вдоль и поперек. А в хранилище имелось достаточное количество записей выступлений Харкеров и Уолтонов. Но и в лучшем случае это был опасный ход, и Сэм знал это. Однако выбора у него не было.

Потребовалось пять часов, чтобы убедить Хейла в необходимости этого обмана. Вначале Сэм убедил его в опасности для него лично. У здания, где они скрывались, стучались агенты семей, так что особенно убеждать Хейла не пришлось. Затем нужно было убедить его в том, что Сэму можно доверять. Сэм использовал запись микрореакций, проверяющую правдивость высказываний. Потребовались немалые семантические хитрости, потому что Сэму было что скрывать и приходилось избегать этих моментов в разговоре.

— Мы с вами почти мертвы, — говорил он Хейлу, а стрелка прибора показывала, что он говорит то, что думает. — Разумеется, этот трюк опасен. Это почти самоубийство. Но если уж мне предстоит умереть, то я хочу испробовать все шансы. А это наш единственный шанс, если, конечно, вы не придумаете чего-нибудь получше. Придумаете?

Бессмертный ничего не мог придумать.

И вот вечером по телевизору объявили, что Робин Хейл сделает важное заявление относительно колонии. Повсюду в башнях включались телевизоры. Все ждали. На самом деле им предстояло увидеть фальсифицированную запись выступления Харкеров и Уолтонов.

Частная жизнь бессмертных никогда не была вполне частной, и у Слайдера была сеть агентов, действовавших весьма эффективно. Известие о том, что будет выступать Хейл, привлекло всеобщее внимание.

И вот на больших общественных и бесчисленных частных экранах появилось лицо Робина Хейла. Он был одет для поверхности, говорил неохотно и торопливо, и это придавало его словам особую убедительность.

Он сказал, что собирался подробно рассказать им о великолепной идее его друга Сэма Рида, благодаря которой можно без отлагательств начать колонизацию. Но на поверхности произошли непредвиденные события, и теперь его вызывают наверх. Люди, глядящие в лицо новой смертельной угрозе, хотят воспользоваться опытом старого вольного товарища. Тут он отдал салют, и лицо его исчезло с экрана.

Лицо Хейла сменилось лицом Захарии Харкера. Потребовалось бы больше, чем опытный взгляд эксперта, чтобы уловить мельчайшие несоответствия, выдававшие тот факт, что это был синтез звуковых и световых волн. Даже Захария, глядевший на экран, не мог отрицать, что говорил он: каждый слышимый им звук и каждое движение были естественными.

Синтетическая речь была триумфом семантики. Для Сэма было типично, что он, пускаясь в смертельно опасную авантюру, не только очищал себя и Хейла, но и заботился о далеко уходящих в будущее планах колонизации. Итак, Харкер должен был назвать имя Сэма Рида — тот появился на экране и скромно встал за бессмертным, продолжавшим речь, — как общественного деятеля и филантропа, который делает возможным колониальный поход.

Сэм Рид, человек из народа, короткоживущий, но далеко видящий, поведет своих товарищей к успеху за Робином Хейлом в великом крестовом походе. Будущее расы — на поверхности. Даже Харкеры, сказал Захария, в конце концов были убеждены настойчивостью Сэма и Хейла. Скоро начнутся испытания и отбор добровольцев. Ad astra per aspera!

Он говорил об опасности. Вдавался в подробности, тщательно подбирая каждое слово. Он говорил о загнивании в башнях, о растущей расовой неполноценности, об уязвимости перед болезнями. Цель человечества не в башнях. Великая цивилизация Земли не должна найти свой конец под морями плодородной планеты. Ad astra!

Лицо Захарии исчезло с экрана, вперед выступил Сэм, чтобы закончить дело, нервный и глубоко обеспокоенный под внешним спокойствием. Сделав решающий шаг, он мучился сомнениями. Что сделают Харкеры, когда обнаружат, как их обманули? Как явно их глубочайшее убеждение было извращено и обращено против них перед всеми башнями, и в их же собственных словах! Они уже, должно быть, действуют: семьи умеют действовать быстро, когда это необходимо. Но что они сделают, Сэм не мог догадаться.

С экрана он говорил со спокойной убежденностью. Он подчеркнул, что все имеют возможность присоединиться к крестовому походу, если не лично, то с финансовой поддержкой. В искусных словах он описал трудности и опасности поверхности, он хотел, чтобы только самые храбрые шли в добровольцы. И чтобы добиться и этого и эффективно завершить свое выступление, он сделал самое заманчивое заявление.

То, что до сегодняшнего дня могло принадлежать только богатым, теперь предлагается всем, кто примет участие в величественном деле человечества. Каждый участник увидит, как используются его деньги, примет непосредственное участие во всех сенсациях и опасностях наземной жизни.

Смотрите!

На экране появилось туманное изображение джунглей, с захватывающей дыхание быстротой поднимавшихся к зрителю. Кольца бархатно-черной грязи усеивали цветочное одеяло древесных вершин. Одно из колец приблизилось, и стала видна радужная змея, скользящая по черноте. Грязь расступилась, и челюсти грязевого волка сомкнулись на змее. Дико перемешались грязь и кровь. Взбалтывая грязь и крича, сражающиеся исчезли из поля зрения, и бархатистый бассейн снова застыл, только круги пробегали по нему, да розовые пузыри поднимались время от времени к поверхности и глухо лопались, и этот глухой звук слышали все в башнях.

Сэм поблагодарил аудиторию. Он попросил слушателей потерпеть еще несколько дней, пока будет сформирована первая отборочная комиссия. Он заметил с высокомерной скромностью, что надеется заслужить их доверие своей службой им и вольному товарищу, который передал ему все такие дела, а сам сражается на поверхности в джунглях, которые так хорошо знает. Мы все, закончил Сэм, скоро сможем быть свидетелями этой борьбы, и люди, а не чудовища заслужат нашу симпатию в смелой попытке завоевать Венеру, как наши предки некогда завоевали старую Землю.

Семьи ничего не делали.

Это беспокоило Сэма больше, чем любые возможные действия. Потому что ему не с чем было бороться. В глубине души он не доверял этой тишине. Все попытки проинтервьюировать кого-нибудь из бессмертных по этому вопросу, занимавшему все умы, ни к чему не приводили. Они улыбались, кивали и отказывались комментировать — пока.

Но планы осуществлялись с головокружительной скоростью. В конце концов, говорил себе Сэм, что могут сделать Харкеры? Заявить во всеуслышание, что великолепная новая игрушка может оказаться опасной? Нельзя дать ребенку погремушку, а потом отобрать ее, не вызвал громкий рев. Люди башни были гораздо опаснее детей, и они привыкли опираться на уверенные руки. Уберите опору, и можно ждать неприятностей.