Никита Шарипов - Иной мир. Часть первая

Стрельба прекратилась резко. Слышатся слабые стоны и чья-то ругань.

Псык!

– Минус один, – доложила Раиса. – Думал, что чёрный, и в ночи я его не замечу.

Я начал осматривать лагерь. Одна из палаток слабо зашевелилась. Секунда – и из неё выбежал мужик в трусах и разгрузке с пулемётом в руках. Не стал стрелять. Стрелков и без меня хватило. Вспышки слева и справа. Минимум четверо выстрелили. Попали.

– Нас со всех сторон окружили! – на английском крикнул кто-то. Голос басистый и мощный.

– Русские! Это русские! – ответил писклявый голос.

Ситуация из разряда ни хорошо ни плохо. Теперь мы в преимуществе. Как по позиции, так и численно. Остаток сброда рассредоточен по лагерю и не предполагает даже примерного местоположения и численности противника, коим мы являемся. В районе автобусов тихо, и это радует. Освобождать заложников не придётся. Главное, никого не зацепить случайным огнём. Особенно детей.

– Так и будем ждать или действовать начнём? – раздражённо спросил Зубарь.

– Ты знаешь, что инициатива… – ответил Боков и хмыкнул. Спокойно продолжил: – Зубарь, ты предложил, тебе и начинать. Давай выдвигайся в лагерь. Только осторожно. Мы прикроем.

Зубаря нам не видно, но я не сомневаюсь, что с позиции он снялся и теперь движется к лагерю в компании своих бойцов.

– Вы не торопитесь, – посоветовала Раиса.

– Не торопимся, – отозвался Зубарь.

Со свистом в небо ушла сигнальная ракета, и стало светло. Вылетела она откуда-то из-за автобусов. Олаффсон, зачем? Стоило подумать…

Перестрелка возобновилась, и при этом слишком активно. Сигнальная ракета догорела. По холмику, на котором мы лежим, ударили пули. Кто выстрелил, я увидеть не успел, потому что сиганул в яму. Следом за мной кинулся Бодров. А вот Булат остался лежать.

– Сука! – громко выругался я и, выскочив из ямы, схватил Булата за ноги и потянул в укрытие. Стрельба стала вдвое интенсивнее. Рация верещит голосом Илюхи Осипова. Быстро вырубив её, начал осматривать Булата.

– Живой? – спросил подключившийся к осмотру Саня.

– Не пойму, – ответил я и перевернул товарища на спину. Лицо залито кровью. Признаков жизни не подаёт.

Саня чиркнул зажигалкой, и в этот момент Булат очнулся и заверещал. Попытался вскочить, но мы сумели удержать его. Начал орать:

– Глаза! Глаза! Ничего не вижу! Голова! Сука, больно!

– Да успокойся ты! – крикнул я и придавил Булата к земле всем весом.

Саня поднёс зажигалку к его лицу, и мы увидели рану. Везунчик, по-другому не скажешь. Касательное ранение в голову. Пуля прошла чуть выше виска, оставив солидную борозду.

– Лечи его, Сань, – сказал я и, врубив рацию, начал докладывать: – Мусин трёхсотый. Касательное в голову. Жить будет. Что с остальными?

– Осипова в плечо зацепило, – ответила Раиса. – Зубарь убит.

– Как убит? – опешил я.

– Так убит, Никита. Просто убит, и всё.

Только сейчас я понял, что стрелять прекратили. Точнее, стреляют, но не так интенсивно. Стрельба доносится со стороны транспорта. Кто в кого стреляет непонятно.

Два резких хлопка, и пулемёт замолк. Кто-то закидал пулемётчика гранатами. Наступила тишина. Гробовая тишина.

Я высунулся из укрытия, осмотрел лагерь и позвал:

– Раиса, видишь кого-нибудь живого?

– Никого не вижу, – ответила она. – Последнего отстреливающего Олаффсон гранатами закидал. Думаю, всё. Можно понемногу выдвигаться.

Я первым вошёл на территорию лагеря. Двигаюсь осторожно, постоянно осматриваясь и опасаясь выстрела. Заглянул в одну палатку – пуста. Во вторую – два трупа. Именно её изрешетил из пулемёта Бодров. Подошёл к костру и убедился, что подстреленный часовой мёртв. В груди четыре отверстия. Наличие бронежилета его бы не спасло. Четыре попадания одной силой удара все рёбра и органы в труху превратят.

Тихо подбежал злющий Боков и зарычал:

– Подождать не мог?

– Тут трупы одни, – ответил я и пошёл дальше.

Прибежали Кузнецов и Ефименко. Вчетвером стало на порядок спокойнее. Медленно продвигаемся, тщательно всё осматривая.

Три трупа лежат рядом с палаткой. Два латиноамериканца и один белый. Спортивные ребята. Латиноамериканцы убиты выстрелами в голову. Раисы работа. Белый лежит на животе. Спина в крови. Пуля вошла под левую лопатку. Тоже Раиса постаралась. В сердце целила. Попала.

– Ник, проверь его, – сказал Боков и взял белого на прицел.

– Мёртвый он, – ответил я и попытался перевернуть труп. Труп ожил в момент переворота. Пистолет уставился на меня и громко выстрелил. Следом выстрелил Боков, и «труп» окончательно стал трупом.

Я сделал несколько шагов назад, выпустил автомат из рук и начал испуганно ощупывать грудь. Удара не почувствовал, или показалось, что не почувствовал. Боли нет. Страшно-то как!

– Он ведь попал в тебя, Ник… – тоскливо сказал Боков.

Я замотал головой:

– Не попал. Нет… Ничего не чувствую…

Максим Ефименко зашёл мне за спину и обречённо пробормотал:

– Попал он… серьёзно попал…

– Ермаков трёхсотый, – сказал в эфир Боков. – Пока лёгкий, но вскоре обещает быть тяжёлым. Тем, кто у техники, запускайте один из Хамви и рвите в сторону нашего лагеря. Нам нужна скорость!

Ответа не последовало. Я по-прежнему ничего не чувствую.

Скидываю разгрузку и вижу ранение. Ткань костюма слегка промокла от крови. Пуля вошла чуть ниже кармана с магазинами. Печень… бедная моя печень…

Максим Ефименко умело посадил меня на траву, вытащил нож и разрезал костюм. Оценив рану, сказал:

– Дырочка аккуратная. Ранение сквозное, и это хорошо. Я сейчас лечить тебя начну, Никита. Со спины кровь веселее идёт. Нам бы, главное, тебя до Двойки довезти.

Боков разрезал костюм у меня на спине и зачем-то включил фонарь. Сказал Максиму:

– Чёрная идёт. Венозная…

Я начал чувствовать лёгкое головокружение, слабость и тошноту.

Боков и Ефименко что-то делали со мной, но я не понимал что. Бред начался незаметно. Чувство пространства и времени пропало. Только тяжесть. Угнетающая тяжесть. И бред. Много бреда. Сплошной бред…

– Не довезём мы его, Макс, – с огорчением сказал Бодров. – Вот уверен, что не довезём…

Я открыл глаза. Боли нет. Как и сил…

Тяжело мне. Чувствую себя варёным салом…

– Пульс пока в норме, – сообщил Максим Ефименко. – В себя не пришёл, что плохо. Ты топчи давай, Саш. Топчи как можно быстрее. Оля ждёт и готова действовать. Осипов и Кузнецов уже наверняка в Двойке. Сколько там до неё осталось?

– Километров тридцать, не больше, – ответил Бодров. – Быстрее ехать не могу. Дорога не ахти.

Тряска… Страшенная тряска не доставляет дискомфорта. Странно… Почему не чувствую боли?

– Никита, ты меня слышишь? – негромко позвал Максим.