Комбат Найтов - Родитель «дубль два» [litres]

Попрощавшись с Петром утром, генерал Кравченко сел в свой «Як» и полетел не в Брянск, а в Москву. Он «поймал» Верховного, когда тот выходил из кабинета, получив от ВВС сводку, что удар по Гудериану нанесен. Не думаю, что его интересовали нюансы. Но Кравченко, бывший инспектор истребительной авиации ВВС, принял 11-ю дивизию 22 июня после гибели всего командования этого соединения. Без лишних слов он понял, что от его действий зависит судьба Родины. Сел в самолет и прилетел под Брест. Терял личный состав, полками. Отводил на новые рубежи и дрался, лично принимая участие во всех серьезных боях. На 9–11 сентября укомплектованных полков у него не осталось. Гудериан прорвался, и остановить его было нечем. При возникновении малейшей задержки, тот вызывал Stg3, который пятью штурмовыми группами пробивал любую оборону или оборонительный укрепленный рубеж, переворачивая бомбами все, что находилось внизу. «Где не справляются танки и артиллерия – там справятся “штуки”». И вдруг налаженная и стройная картина, созданная противником, дала сбой. Два полка «штук» прекратили свое существование. Полк истребителей, с усилением, отправился в том же направлении.

Генерал Кравченко попробовал новый истребитель и понял, что на нем можно бить противника, особо не теряя людей. Не надо говорить, что он «жертва режима, его выродок или сатрап, а не демократ». Он – истребитель, и его дело – истреблять. В течение июня, июля и августа, три месяца, истребляли его дивизию, его летчиков. Которых он любил, о которых он заботился. Он понял, что сделать самостоятельно такие самолеты он не сможет, у него нет таких знаний, которые могут позволить за неделю создать новый истребитель. Значит, нужно заставить людей, в этом соображающих и имеющих для этого силы и средства, дать ему такие машины, чтобы остановить врага. И он полетел в Москву, к Сталину. «Иосиф Виссарионович, товарищ Сталин, есть панацея!» Он не совсем понял то, что показал ему Петр. Но уловил, что вместо свалки, ему показали новый тактический способ уничтожения врага. Но во главе угла у него стояли самолеты, а не локатор и его операторы. Это дойдет позже.

Довольно сумбурно и без «реальных доказательств» генерал доложил об успехе, пожаловался, что сил и средств не хватает, и надо делать такие машины, как их сделали в Ейске. Верховный сказал, что успешная операция будет продолжена, а вот доклад Кравченко слишком эмоционален и лишен доказательств.

– Товарищ Кравченко! Покажите, о каком самолете идет речь, какие средства обнаружения задействовались. Я вас жду в 14.00. До свидания!

Генерал пересел в Як-7, во вторую кабину сунул корреспондента и через час был в Нежине. Там пока было тихо, работали самолеты 11-й дивизии, а эскадрилья переснаряжалась после второго вылета. Струнников снял все, что ему показали, съездил на позицию РЛС, ему проявили пленки и распечатали фотографии, которые тут же передали Кравченко, который сразу же улетел в Москву. Но оказалось, что о «разгроме “лапотников”» корреспондент успел поделиться с редакцией, несмотря на то что Кравченко звонил ему на квартиру, он был обязан сообщить о срочном вылете на фронт редактору. Плюс Левитан! Утренняя сводка содержала несколько слов об успехе. Во время пролета «юнкерса» на аэродром шлепнулся Ли-2 с целой толпой «москвичей»: корреспондентов, актеров, певиц и певцов. Мало того, что нас рассекретили, так еще и нос свой суют туда, куда не положено. Денис Степанович ведет бой, ему продохнуть некогда, а в штабную землянку рвутся «канарейки». В общем, Петр не выдержал и послал всю эту толпу в пешее эротическое путешествие. Никаких интервью не будет, это разведывательные подразделения, и делать здесь никому постороннему нечего, собрали манатки и вон отсюда со своими талантами. Вызвал караул, и они загнали «актрисок» в самолет. Что только про себя не наслушался: и чудак на букву «м», и, что на коленях, сука, приползешь, молить будешь, и что готовься на лесоповал, сосунок. Тут зеленая ракета, и пришлось бежать к машине. Без него «скоморохов» пригрел Петросян, они организовали свой концерт для «двадцатки». Марик Акопович был большой любитель похлопать в ладоши. Его эскадрилья принимала участие в налете на Ягодное, на самую «голову» Гудериана. Так что заслужили. Через два часа вернулась «тринадцатая», после тяжелейшего боя. Люди уставшие, злющие, бой-то мы проиграли. Немцы смогли нанести существенный урон и без того ослабленным донельзя ВВС полуокруженных армий. То, что сбили мы – это, конечно, здорово, но если так дело и дальше пойдет, то труба! Людям отдохнуть и прийти в себя требуется, а тут «шуты». Вопросы задают неуместные, с подколками: «А почему капитан майорами да подполковниками командует?» В итоге скандал продолжился, только вместо Петра в нем приняли участие еще семь летчиков. «Хамы! Рабы!» «Творческая интеллигенция» уже самостоятельно села в самолет и улетела. Но немцы затихли, то ли силенки кончились, то ли какую-то пакость готовят. На второй день операции серьезных боев в воздухе уже не было, и наши войска пошли вперед. Дивизии сумели развернуться, «Быстрый Гейц» начал отход.

Вернулся Кравченко на «нашем» самолете, который он попросил перегнать в Москву сутки назад. Ему поставили новый кок и винт, бронестекло на кабину. Петр показал ему расшифровку РДО из Ростова, что нас отсюда снимают, возвращаемся на исходные.

– Плохо! Обнаружитель заберешь?

– А он не наш, он – местный, только я не в курсе: кому он принадлежит. Экипаж у него есть, вместе с моими работали.

– Это здорово, Петь. Что ж ты колючий-то такой, нельзя с этим сучьим племенем так. Главное Политуправление просто завалено жалобами на тебя и твоих орлов, а с ГПУ шутки плохи. Нельзя так. Требовалось приласкать и выпить с ними…

– И пустить их, по их требованию, в штаб эскадрильи, чтобы они раззвонили немцам: почему их бьют. Так, что ли, товарищ генерал?

– Гриша, Григорий я. С точки зрения командира, ты прав. Но плыть против течения трудно. Снесет, как многих снесло. А фотографироваться чего отказался?

– Дело на мне висит, про изнасилование. Оно закрыто в связи с гибелью подозреваемого.

– Что, правда, что ли?

– Да ну на фиг. Напоили меня три больших начальника в декабре тридцать девятого, а хозяйка квартиры, где я квартировал, решила меня на себе женить, ну и залезла ко мне в кровать. А нас утром перевели в другое место, и пошантажировать меня не удалось. Написала заявление, что я ее под угрозой оружия заставил это сделать. А мне еще через день Саньку Хабарова, который у вас ведущим был, пришлось прикрывать, у него двигатель засбоил. Пришлось машину поставить под огонь, чтобы трассу сорвать. Сбить я его не дал, подошли наши, мы из боя вышли, а протектор «ишака» 12.7 не закрывает, топливо подтекало. По дороге домой полыхнуло, сбить пламя не удалось, высота маленькая, пришлось прыгать со срывом. Самолет упал далеко от меня. Сразу не обнаружили, но доложили, что сгорел, а меня через два дня охрана тыла подобрала, я уже никакой был. Дело закрыли на этом основании. О том, что оно было, я узнал осенью сорокового года, когда подполковник Кузнецов из отпуска возвращался. А я свой уже отгулял. Отложил на следующий. А тут война. Вот так вот, Гриш.