Артем Каменистый - Зовите меня форс-мажор [litres]

– Понял, – кивнул Трэш. – Сейчас попробую.

Удивительное дело, но получилось сразу. С первой попытки. Так легко и естественно, будто он всю жизнь только тем и занимался, что вставлял светящийся шарик в такой же яркий мячик.

Это до того естественно, что хоть бери и начинай костерить себя последними словами. За то, что без помощи не разобрался.

– Я сделал это, – осклабился Трэш. – У меня получилось.

– Ну да, это понятно. Хоть у тебя рожа и похожа на дверь сортирную, но видно, что сильно обрадовался. И чего тебе дальше надо от Лопуха?

– Видишь ли… – замялся Трэш. – Дело в том, что я не всегда был таким.

– А то я всегда руками вокруг тупых голов водил, – хмыкнул знахарь. – Все мы здесь когда-то были совсем не такими.

Трэш продолжил еще более неуверенно:

– А можно как-то исправить?.. Вернуть назад… Убрать то, что со мной сделали.

Знахарь покачал головой:

– Парень, да я понятия не имею, что с тобой делали. Ты весь какой-то ненормальный. Таких не бывает. Я ведь знахарь, я бы о таких знал.

– Я не местный. Издалека пришел.

– И какого ж тебе дома не сиделось? Вот там и спрашивай, как с тобой такое получилось.

– Некоторые моменты я знаю, – сказал Трэш. – Но, к сожалению, не все. Так получилось, что я на несколько лет выпал из жизни.

– Ну а я чем могу помочь? Мне подсказки нужны. Вот вроде той, когда ты про шарик с мячиком рассказывал. Я не понимаю, что с тобой сотворили. Мне надо знать все. До последней мелочи знать. Я почти уверен, что ты – случайность. Стечение много чего всякого в одном месте, в одно время.

Трэшу не хотелось делиться деталями своей биографии, поэтому он попытался рассказать о себе с минимумом конкретики:

– Я был обычным человеком. Потом попал сюда, в этот мир. И так получилось, что сразу принял черную жемчужину. Потом внешники ставили надо мной всякие эксперименты. Знаю точно, что вначале не давали живец. От этого я вроде бы переродился. Или случилось что-то, очень похожее на перерождение. Потом не знаю, что было. На несколько лет полностью из жизни выпал. Вроде как кормили только растительной пищей, мяса ни грамма ни разу не давали. И опыты всякие ставили. Однажды приложили электроды к затылку и подали высокое напряжение. Вроде электрошока устроили. Вот с того момента я и начал что-то понимать. Потом получилось сбежать от них. Долго бродил, пока сюда не добрался.

Знахарь печально вздохнул:

– Лучше бы ты к нам не добирался, от тебя сплошной геморрой. Мне то, что ты рассказал, вообще ни о чем не говорит. Но мне понятно, что Улей к тебе руку приложил свою. Крепко приложил. Что-то такое случилось или случалось, о чем ты сейчас не рассказал.

– Я рассказал то, что знал, – возразил Трэш.

– Тогда надо не тебя спрашивать, а тех, кто опыты над тобой проводил в те годы, о которых ты ничего не помнишь.

Трэш медленно кивнул и проурчал Псу простой приказ:

– Принеси большую бутылку, из которой я живец делаю.

– Сделаем живца и съедим этого вонючку? – оживился лотерейщик.

– Нет. Просто надо дать этой… этому человеку выпить немного.

– Хорошо, если он от этого станет вкуснее, – радостно заявил Пес, удаляясь в сторону склада.

Знахарь, покосившись на мучителя, вздохнул облегченно. У него даже плечи поникшие при этом расправились. Близость лотерейщика на Лопуха действовала резко угнетающе.

Надо взять на заметку, что спонтанно родившаяся идея с «веселой клеткой» весьма эффективна. Мало ли, вдруг придется склонять к сотрудничеству других упрямцев.

Трэш развернулся и уставился на юг. Туда, где за прочными стенами скрываются люди, у которых есть столь нужные ему знания.

Уж они-то помнят наверняка, что именно происходило в потерянные годы. Для них это всего лишь эксперименты, а не пытки. И это открывает кое-какие перспективы.

Дело в том, что всякая научная деятельность подразумевает строгую фиксацию. Все записано если не в памяти исполнителей, то в лабораторных журналах.

Здесь у Трэша все нормализовалось. Жизнь налажена. У него есть прекрасная база с неиссякаемым запасом пищи. Есть возможность увеличивать и усиливать стаю. Есть знахарь, который поможет разобраться со старым умением и с новыми умениями, которые, возможно, появятся. Есть местные внешники, они теперь даже смотреть в сторону странного кваза побоятся.

И есть то, что скрывается в нем. То, что не дает ему сидеть на месте, объедаться говядиной и не думать ни о чем серьезном.

Он панически боится потерять разум, как уже потерял тело.

Этот мир очень непрост. Кто знает, может, и существует какой-то выход. Если не искать, не найдешь.

Разговор со знахарем – первый шаг поисков. Сколько еще придется сделать таких шагов? И приведут ли они к цели?

Неизвестно.

Трэш, не сводя взгляда с точки на юге, где красноватая синь предзакатных небес сливается с чернотой, зловеще ухмыльнулся.

Люди, которые издевались над ним восемь долгих лет, еще не знают, что к ним собирается наведаться тот, кто доберется и до их памяти, и до их лабораторных журналов.

Но скоро узнают.

Конец второй книги