Шимун Врочек - Метро 2035: Питер [cпециальное издание] [litres]

Нет, лучше так. Ивану задумчиво.

Усилием воли он закрывает глаза и заставляет себя спать еще. Такое запихивание в сон, как патрон в патронник. Р-раз. Идет туго, но идет. Иван спит.

Закрываем затвор.

Диггерам перед заброской положено спать двадцать четыре часа. А лучше сорок восемь. Потому что наверху не спят.

Но сейчас Иван не готовится к заброске, а просто спит. В крови у него повышенный уровень токсинов, пониженное содержание кальция и витамина С. Легкое обезвоживание в целом. Мерцающий ритм сердца. Последствия алкогольного отравления. Впрочем, по-русски это называется: хорошо вчера врезали.

Иван спит. И одновременно не спит. Видения и кошмарные твари где-то рядом, за стеклянной стеной дремы.

«Все кончено. Все кончено».

Пищевод болит, словно вчера они лакали кислоту. Перед глазами Ивана проплывают лица вчерашних собутыльников. Не лица – хари.

«Пей, бордюрщик», – говорили они и подставляли кружки. Темная жидкость льется из мешалки, воняя ацетоном. Рука, заросшая рыжим волосом. Под ногтями залежи каменного угля. Иван увидел, как кто-то – возможно, он сам – протягивает руку и высыпает в эту рыжую ладонь горсть латунных и биметаллических цилиндриков. Пачки таблеток. «Патроны, – думает Иван в запоздалом приступе тревоги, – антибиотики… черт». Он почти просыпается, но продолжает спать.

«Надеюсь, это только сон». Иван надеется, что проснется, а патроны и антибиотики на месте, сам он одет, цел, невредим и готов идти дальше.

Дальше, дальше, дальше…

Снова кружка, жидкость, ацетон, пылающая гортань. Потом он видит себя блюющего в санузле. Свободу попугаям! Дальше провал.

Иван спит и очень-очень надеется, что это был сон.

Голоса.

– Где твой бордюрщик?

– Вон дрыхнет.

Голоса приближаются. Это тоже сон.

– Блин, ароматец тут у тебя. Сколько их здесь? – Голос с тягучей ленцой, повелительный.

– Шесть человек на палатку, – отвечает другой голос. – Все, как положено.

– Смотри, проверю… Этот?

– Этот.

Иван думает во власти дремы, что нужно встать и что-то сделать. Возможно, драться.

Потом думает: а зачем?

И продолжает спать.

Всплеск боли. Огненная кровавая гора образуется, вырастает в его ребрах. Иван переворачивается на спину. Он даже кричать не может, только открывает рот, как рыба. Белые пятна перед глазами, как вспышки автоматных выстрелов в темноте туннеля. «Вперед!», «Бей москвичей!», «Огонь!»

В ответ летит «Питерцы уроды!». И пулеметная кантата, разрывающая уши.

Иван открывает глаза. Все плывет и качается. Над ним нависает лицо.

– Очнулся, родненький? – говорит лицо ласково.

Толстая, изнеженная харя. Где-то он ее видел? Вчера? Иван щурится. Вчера – пустая зона памяти. Ничего. Кроме смутных воспоминаний о каком-то сне, нет ничего. Только боль в боку.

Иван смотрит и молчит. Пока он еще во власти тишины и пустых, незаполненных клеток памяти. Вокруг только запах гнили, заброшенности и плеск воды, когда переставляешь ноги в резиновых сапогах.

Харя приближается, занимает все видимое пространство. Иван думает, что еще чуть-чуть, и она заполнит собой все метро, выдавит Ивана на поверхность. А потом и там все заполнит.

– Кто… ты? – шевелит Иван непослушными губами.

Голос гулкий, как из цистерны резервного запаса воды. Ее использовали после Катастрофы, потом забросили. Иван с Косолапым рассматривали ее, переходя из помещения в помещение. Пляшущие лучи фонарей. Это, кажется, был бункер на «Приморской». Или нет?

– Вставай, родненький, – сказала харя. – По твою душу я. Идти пора.

Иван сфокусировал взгляд, заморгал, чтобы хоть чуть-чуть подстроить резкость.

Харя отдалилась. Теперь это был мужик в сером городском камуфляже, он сидел на корточках, положив руки на автомат. Иван сглотнул. Руки гостя буйно поросли рыжим курчавым волосом.

– Куда? – спросил Иван. Чертов сон оказался не сном. «Сколько я вчера прогулял? Как у них тут принято? Долговая яма? Или порка медным проводом, как на “Садовой-Спасской”?»

Сесть было ошибкой. Мозг просто взорвался. Иван застонал.

– У-у… – протянул мужик. – Как тебя корежит-то… Ничего, сейчас пройдемся, оклемаешься.

– Куда идти? – Иван примерился. Надо свалить мужика. Если чугунная голова, конечно, позволит…

«Мне нужно домой», подумал Иван.

«Я за это глотки буду рвать, предупреждаю».

– Да тут недалеко, – сказал мужик. – Оформим тебя честь по чести. У нас все как положено, родненький, ты не думай.

Чертовы уроды. Иван сделал вид, что собирается подняться, подтянул ноги – в желудке вспыхнула боль, перед глазами все поплыло – сейчас, сейчас. Иван уперся руками в пол. Один прыжок… Мои любимые конфеты…

– Все без обма… – Мужик не договорил.

Иван в длинном прыжке подкатился ему под ноги. Ощущение – словно мозги забыли закрепить, и они шарахнулись о стенку черепа со всей дури.

Мужик не успел среагировать… Иван сбил его ударом под голени, тело в сером камуфляже упало рядом – бум! Хэканье. Иван перекатился, сел на него верхом, вырвал оружие из рук – смотри-ка, «абакан» – и прицелился мужику в голову. Под задницей у Ивана было твердая поверхность, пластины. Бронежилет. Круглая харя замерла, рот открылся. Глаза огромные.

– Не… не стреляй!

– Куда ты меня собрался сдавать, а?! – Иван снял «абакан» с предохранителя, положил палец на спуск.

– Что?!

– Куда вести меня собрался?!

Рот растянулся в полуулыбке-полугримасе.

– Так ты же сам хотел?

Пам-пара-пам. Мои любимые конфеты: бато-ончики.

– Куда хотел? – Теперь Иван раскрыл рот. – В камеру?!

Мужик заморгал.

– Какую камеру? Ты же сам просил провести тебя в обход «Восстания» на синюю ветку! Через «Сампсониевскую» и «Ботаническую». Я, блин зараза, не напрашивался. Сейчас оформили бы у коменданта договор и пошли. Забыл? Ты мне вчера даже аванс выплатил!

– Я? – Иван заломил бровь.

Действительно, что ли?

– А кто? – удивился мужик. – Ну ты и псих! Допился до белочки, да? Говорил я тебе вчера, знай, сука, меру. Нам пешком топать до хуя и больше.

Вот оно что.

Иван подумал, встал. Поставил «абакан» на предохранитель. Башка трещала уже не так сильно. Вот что хороший выплеск адреналина делает. Резко оздоровляет организм.

Иван посмотрел на рыжего и протянул руку.

– Вставай, – велел он. – Как твое ничего?

Подписав договор у коменданта «Выборгской», худого остроносого старичка в вязаной телогрейке, и наскоро перекусив, они выступили в поход.

Иван шел и мучился от похмелья.

– Эти станции собирались строить, но так и не построили, – рассказывал Виолатор, шагая в темноту. – «Сампсониевская» и «Ботаническая». Сладкая парочка. Но туннели сделали. Еще должна была быть станция «Средний проспект», это переход на «Ваську».