Александр Михайловский - Похищение Европы [СИ litres]

Но больше всех разволновался как раз малыш Айзек. Он почему-то вбил себе в голову, что там, в будущем, мы каким-то образом стали знамениты – причем не только в Америке, но и в России, и наши собственные фамилии работают на нас много лучше любых рекомендательных писем. К тому же мы находимся на борту авианосца как члены американской делегации, но не приписаны ни к одному техническому подразделению, поэтому проводим свои дни в праздных размышлениях, в то время как другие работают не покладая рук. В таком случае в нас можно было заподозрить либо шпионов, либо людей, имеющих тайную дипломатическую миссию (второе вероятнее, ибо для шпиона такой образ действий категорически неприемлем). Ну да мы и не собирались особенно скрываться – вот нас и заметили. Наверняка на наши бездельничающие особы обратили внимание не только присутствующие на авианосце вездесущие в России офицеры контрразведки, но и непосредственно командование корабля…

Стоит уточнить, что на самом деле мы не бездельничали, а по заданию президента изучали русских «как вид». Мы должны были понять образ мыслей этого народа и выдать Президенту соответствующие рекомендации по поводу того, можно ли иметь дело с их правительством и какой степени доверия оно заслуживает. Посторонним людям объяснить это было сложно; но на самом деле это крайне важно. У нас в Америке с пониманием очень плохо: мы либо воспринимаем иностранцев (в основном европейцев) как ухудшенные копии самих себя, а если мы кого-то не воспринимаем, то они для нас не люди, а просто говорящие звери, подлежащие переделке в людей, а при невозможности такой переделки – тотальному уничтожению. Так мы уничтожили американских аборигенов, которые не сделали нам ничего плохого, за исключением того, что владели землями, необходимыми для расширения и размножения нашей нации. Кстати, эту истину я понял только уже во время перехода из Америки на авианосце, при непосредственном общении с русскими. Прежде все это было для меня в порядке вещей.

Что касается самих русских, то до встречи с ними наше (то есть мое лично) представление о них складывалось из произведений их классиков Толстого и Достоевского. Это очень тяжелое и вязкое чтиво, созданное для чего угодно, только не для развлечения [39] Об этом Хайнлайн самолично писал в своем романе «Число зверя», вложив эту мысль в уста одной из своей героинь. Бедная женщина даже русский язык выучила для того, чтобы прочесть Толстого и Достоевского в оригинале, но все равно ничего не поняла в загадочной русской душе. . Так вот, напрямую познакомившись с объектами моего исследования, я понял, что все мои прежние представления необходимо скомкать и вместе с использованной бумагой отправить в гальюн. Русские совсем не такие, как написано в тех дурацких книжках, и тому есть две серьезные причины. Во-первых – век сейчас на дворе отнюдь не девятнадцатый; во-вторых – в России сменился государственный строй. Время другое, и люди для него нужны тоже другие. Русская душа для нас потому загадочная, что мы подходим к ней с неправильными мерками. Это все равно что мерить объем в килограммах: для дистиллированной воды подходит, а в остальных случаях – вранье.

Так вот, что касается адмирала Ларионова. Малыш Айзек у нас вообще-то фантазер, но оказалось, что на этот раз он абсолютно прав.

Вот первое, что адмирал Ларионов сказал нам при встрече (между прочим, на очень хорошем литературном английском языке, почти без акцента):

– Добрый вечер, молодые люди. Я весьма рад нашему знакомству. Вас, Роберт, я знаю лучше всего. Вашими книгами в русском переводе я зачитывался в свои молодые годы, да и сейчас в минуты затишья я не прочь пойти в библиотеку и перечитать некоторые самые любимые ваши книги, лучшие из которых еще не написаны. По моему личному мнению, вы – лучший американский писатель второй половины двадцатого века. Я знаю, что вы так и не сумели понять и принять загадочную русскую душу, но эта душа сумела понять и принять вас. Цените это.

Я был просто ошарашен его словами. Ничего подобного я не ожидал, и признание русского адмирала, что мои книги – одни из его самых любимых, повергло меня в такое состояние, что я просто застыл как столб, впервые в жизни на собственном опыте испытав, что значит выражение «потерять дар речи». Теперь понятно, почему он пригласил нас на ужин. Только надо иметь в виду, что нынешний я – еще не совсем Роберт Хайнлайн, книги которого он читал, а всего лишь заготовка для писателя… Впрочем, он и сам это признает, когда говорит, что лучшие из моих книг еще не написаны. А чего я, собственно, так разволновался? Ведь все, что от меня требуется – это присутствовать на этом ужине, поменьше говорить и побольше слушать. Тем не менее переварить только что услышанное было делом не одной минуты.

Тем временем адмирал Ларионов повернулся к мистеру де Кампу.

– Вы, Лайон, – сказал он, – известны мне в основном по уже написанному вами роману «Да не опустится тьма», который как раз про наш случай. На мой предвзятый взгляд, одного его достаточно, чтобы считать вас звездой первой величины. Все остальное у нас или не переводилось, или не вызывало у меня интереса, как ваша соавторская серия романов про Конана-варвара. Да и потом, когда я выучил английский настолько, что смог получать удовольствие от интересной беседы и хорошей книги, мне было как-то недосуг прочесть непереведенные книги. Интересы к тому времени у меня были уже несколько другие…

Мистера де Кампа слова русского адмирала явно задели, хоть он постарался и не подать виду. Он лишь слегка нахмурился, а затем губы его растянулись в скептической усмешке.

– Да уж, мистер Ларионов, – хмыкнул он, – старину Роберта, значит, времени у вас почитывать хватает?

– Старина Роберт, молодой человек, – парировал адмирал, – писал на темы, которые мне значительно ближе, чем похождения дипломированного колдуна или доисторического громилы, направо и налево машущего двуручным мечом. Вы уж извините, но на месте героев Роберта я себя представить могу, а на месте ваших героев – нет. Но не расстраивайтесь. Ведь это сугубо мое личное мнение. Есть люди, которым по душе пришлись именно ваши герои, поэтому давайте договоримся, что о вкусах не спорят. Кстати, что мы тут стоим и разговариваем на ногах, будто кони. Идемте. Катер ждет.

Пока мы спускались по трапу в катер, я видел, что наш малыш Айзек буквально изнывает от желания задать русскому адмиралу вопрос о своей собственной будущности, и только прирожденная стеснительность не дает ему этого сделать. Он и с девушкой-то решился познакомиться только тогда, когда она сама взяла его за галстук и прислонила в темном углу к теплой стенке… Но ведь интересно же! Не только ему, но и нам двоим тоже. Можно было бы заключить с Лайоном пари – превзойдет Айзек нас с ним в литературном плане или нет – но лучше не стоит. Русские не понимают подобных вещей.