Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

И Уилл Кили, попавший благодаря столь милому его сердцу амулету в самый центр взаимопроникновения миров, растворился. Пуф! — и нету!

На пересечении Сорок седьмой улицы и Шестой авеню толпа стала постепенно рассеиваться, и парни из «Эйджэкса», объединив усилия со своими товарищами из Ассоциации мясников и работников боен, секция тридцать девять, дружно взялись за расчистку улиц от этой кошмарной туши летающего пресмыкающегося, сверзившегося черт знает откуда… и до которого никому, судя п о всему , не было никакого дела.

А в этот момент в точке касания параллельных миров…

Словно подкошенный ибари, человек падал с неба на ХС 19-го Голубой зари; он летел вниз, истошно вопя, раскинув руки и ноги, и шлепнулся прямо в самом центре святилища из пенистого металла, возведенного в честь Нерва на Тетушкиной площади.

Два местных жителя, взмахнув перепончатыми крыльями, воспарили над гигантской тварью и присмотрелись к нему.

— Интересно, он летал? — поинтересовался один из них, почесывая кончиком крыла костистый гребень. — Или же просто-напросто шмякнулся откуда-то?

— Великоват, а? — прокомментировал второй. — Немного крупнее, чем эти мачинчосы [104] Мачинчосы — обыгрывается слово «мачо» (исп.) , от которого идет « мачизмо » — культ силы и мужественности, олицетворяемый мужчиной. … люди. И весит побольше, причем изрядно. Любопытно, съедобен ли он?

— Ах! Да что ты! Конечно же нет! Но разве можно так ставить вопрос: съедобен ли? — вмешался один из жрецов-диетологов культа Нерва. — Хаццил ли он? Вот в чем суть!

— У него голубые глаза, следовательно, он не может быть хаццилом.

— Зато есть нос, а посему — хаццил!

Появился блюститель порядка и, помогая себе крылом, вытащил из кармашка на конце другого крыла книжечку бланков порицания.

— Кто хозяин этой химеры?

— А что это за мерзость вообще? — откликнулся жрец-диетолог культа Нерва.

Никто, судя по всему, этого не ведал.

Да и никому до нее никакого дела не было.

Старик упал, когда Фарн Хестлер на механическом колесе подъезжал к своему месту в очереди, возвращаясь со станции отдыха. Хестлер затормозил и посмотрел на искажённое лицо старика — маску из мягкой, бледной кожи, на перекошенный рот, который, казалось, хотел вырваться на свободу от умирающего тела. Он спрыгнул с колеса и склонился над жертвой. Но его уже опередили: тощая женщина сжимала руками, похожими на сучковатые корни, костлявые плечи старика.

— Скажите им, что я, Миллисент Дреджвике Крамп, должна занять ваше место, — кричала она в безжизненное лицо. — Если бы вы знали, что я перенесла, как я ЗАСЛУЖИВАЮ помощи…

Хестлер отпихнул ее ногой, склонился над стариком и приподнял ему голову.

— Стервятники, — сказал он. — Набросились на человека. Теперь я о нем позабочусь. А вы и так стоите слишком близко к началу очереди. И не рассказывайте мне сказки. А этот, видно, старожил. Не как нынешние, попрыгунчики… — Он пробормотал ругательство. — Я скажу, что человек заслуживает не много достоинства в такой момент…

— Зря тратишь время, Джек, — пробасил кто-то. Хестлер поднял глаза и увидел огромного, похожего на гиппопотама человека, который стоял в очереди двенадцатым после него. — Старина уже отдал концы.

Хестлер встряхнул труп.

— Скажите им Аргалл и Хестлер! — прокричал он в мертвое ухо. — Аргалл, пишется А-Р-Г-А-Л-Л…

— Прекратить! — раздался сквозь шум толпы зычный голос дежурного полисмена. — Вы! Отойдите в сторону. — Резкий толчок придал команде убедительность. Хестлер неохотно поднялся, его глаза на бледном лице приобрели выражение испуганного изумления.

— Вампир, — огрызнулась тощая женщина. — Моя очередь… — И она забормотала что-то нечленораздельное.

— Я не думал о себе, — горячо заспорил Хестлер. — Но мой парень Аргалл, хотя он и не виноват…

— Замолчите! — прокричал полицейский. Он указал большим пальцем на мертвеца. — Этот человек сделал какое-либо заявление?

— Да! — крикнула тощая женщина. — Он сказал, что передает свое место Миллисент Дреджвике Крамп…

— Она лжет, — вмешался Хестлер. — Я случайно услышал имя Аргалл Хестлер, ведь так, сэр? — Он посмотрел на парня с отвислой челюстью, который разглядывал труп.

Парень сглотнул слюну.

— Он не сказал ни слова, — проговорил парень и сплюнул, чуть не попав Хестлеру на ботинок.

— Умер без завещания, — заключил полицейский и записал что-то в своей книжечке. Потом махнул рукой, подзывая похоронную команду. Труп положили на носилки и запихали в машину.

— Все расходитесь, — приказал полицейский.

— Без завещания, — проворчал кто-то. — Несправедливо!

— Какой позор! Очередь отойдет к правительству. Никто ничего не получит. Черт возьми! — Толстый человек, произносивший эти слова, посмотрел на остальных.

— В таких случаях нам следовало бы собраться, выработать справедливый план действий и заранее договориться…

— Эй, — сказал парень с отвисшей челюстью. — Это же заговор!

— Я не подразумевал ничего незаконного. — Толстый скрылся на свое место в очереди. Словно сговорившись, небольшая толпа рассеялась, быстро разбежавшись по своим местам. Хестлер пожал плечами, снова сел на колесо и поехал вперед, сознавая, что его провожают завистливые взгляды. Он миновал несколько спин, мимо которых уже проезжал; некоторые стояли, некоторые сидели на брезентовых раскладных стульчиках под выцветшими от солнца зонтиками, то тут, то там виднелись нейлоновые передвижные палатки, высокие и квадратные, некоторые обшарпанные, другие, принадлежащие более состоятельным людям, с орнаментом. Он был счастливым человеком — ему не приходилось стоять под палящим солнцем или дождем.

Стоял ясный полдень. Солнце светило на гигантский бетонный пандус, через который змеилась очередь, уходя вдаль по равнине. Впереди белела пустая стена, нарушаемая лишь одним окном — конечной целью очереди. Хестлер притормозил, подъезжая к своей палатке; у него пересохло во рту, когда он увидел, как близко она теперь находилась к голове очереди. Одно, два, три, четыре места позади! Слава Господу, это означало, что за последние двенадцать часов прошло шесть человек — беспрецедентное число! И это значило — у Хестлера перехватило дыхание, — что он сам мог достичь окна на следующую подвижку. На мгновение он почувствовал паническое желание отодвинуться, продать свое место стоявшему сзади, затем следующему, чтобы снова оказаться на безопасной дистанции, дать себе шанс все продумать, подготовиться…

— Привет, Фарн. — Из-за нейлонового полога палатки высунулась голова его двоюродного брата Галперта. — Знаешь что? Я передвинулся на одно место, пока тебя не было.