Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

— Несомненно, но почему-то мне этот шум толпы напоминает улей, в котором поковыряли палкой…

— Это же базар! Торгуясь шумно, они получают своего рода удовольствие, Ретиф. На Мэйси я видел кое-что и почище. — Маньян строго посмотрел на своего коллегу. — Вы слишком робки, Ретиф. На вас это не похоже. Полагаю, вам нужно встряхнуться. Я не собираюсь возвращаться в посольство, пока не куплю стеганый халат, как обещал тетушке Нэнси.

— Берегитесь! — вдруг вскрикнул Ретиф, хватая Маньяна и оттаскивая его в сторону. Массивный дротик с металлическим звоном ударился о шершавую стену позади них. Ретифу удалось поймать его на отскоке.

Крепко держа Маньяна за руку, Ретиф толкнул его к двери: тот хрипло вскрикнул, увидев, хлынувшую в узкий проход озверевшую толпу. Аборигены, во всей дикой красоте своих раскрасок и всевозможных наростов на телах, вертели над головами скрываемым до последней минуты оружием, количество которого множилось с невиданной быстротой. Кроме того, они стали кровожадными воплями раззадоривать друг друга. Послышался звон стекла, из опрокинутой тележки с жареными орехами курился дымок.

Высокий лумбаганец с лицом синего оттенка и четырьмя большими пронзительными глазами, тремя отвислыми ушами и пастью, способной в один присест проглотить любое тройное блюдо, бросился по направлению к землянам, размахивая над головой пятифунтовой мотыгой со стальным заостренным наконечником. Ретиф кинул в него дротик, целясь в грудь, и в следующую минуту толкнул за собой обшитую тканью дверь. Лумбаганец попытался увернуться, но не успел: дротик косо ударил его в то место, где у людей была грудная клетка. Маньян застонал, увидел в окно, как раненый абориген выронил свое оружие и всеми своими четырьмя руками ухватился за торчащее из груди древко дротика. Напрягшись, он наконец выдернул его.

— Будь я проклят, но ты, землянин, вспорол мои чудесные кишки! — прохрипел на одном из местных диалектов бородавчатый лумбаганец, зажимая лапой бескровную рану. — Как же так? Говорили, что вы, земляне, не оказываете сопротивления…

— Прости, приятель, — в свою очередь крикнул Ретиф. — Не всегда нужно верить тому, что говорят. Передай это своим соотечественникам, чтобы больше не было недоразумений.

— Так и сделаю, собака! — рявкнул тот и скрылся в толпе.

— Не знаю, где я ошибся в своем анализе, — рассудительным голосом, но с потерянным видом проговорил Маньян, инстинктивно пригнувшись в момент, когда стрела с тяжелым медным наконечником расщепила раму окна у него над головой. — Должно быть, я недооценил местный коэффициент ксенофобии… М-может, в п-поисках индекса периодов враждебности я глянул не в ту графу?..

— Распахните двери! — крикнул Уорбатон Ретифу, увернувшемуся от очередного дротика.

— Им же только того и надо!

— Кто из них посмеет совершить убийство на публике, не имея на то разрешений?! Местный уголовный кодекс предлагает за это год каникул в самом затхлом подвале здешней Бастилии, а потом обезглавливание!

Ретиф отошел от дверей:

— Поступайте, как знаете.

Вместе со скрипом ржавых дверных петель за его спиной стал отчетливее слышен грохочущий гул толпы. Как только дверь распахнулась, перед ней оказался рослый лумбаганец, на ходу выхватывавший из глубин одежды ржавый, но внушительный револьвер и прицеливаясь в голову Ретифа.

Тут какой-то коротышка неожиданно подсек ноги вооруженного земляка, заставив того неуклюже растянуться на земле. Прозвучал непроизвольный выстрел, и пуля вспорола кромку тротуара, не причинив никому вреда. Неудачливый стрелок с яростным ревом вскочил на ноги. Ретиф почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Эй, сюда! — крикнул он на местном диалекте миниатюрному лумбаганцу, пропуская его в двери и тут же захлопывая ее за ним. Задвигаемая на тяжелый засов, дверь сотрясалась от ударов о нее всевозможных метательных снарядов.

Слыша снаружи выкрикиваемые хриплыми голосами угрозы, Ретиф словно бы видел вокруг себя сотни сжатых в ярости кулаков. Маньян, завидев чужака, издал отчаянный крик:

— Эй, на помощь! Смотрите, он забрался к нам!

— Этот с нами, — ответил Ретиф. — Спасибо за то, что спасли меня, господин…

— Инарп. Рад был помочь тебе, землянин. Здесь многие не выносят вас, но что они понимают, грязные дикари? Шайка Синепятнистых, Четырехглазых, Мохнатоногих, Бородавчатоголовых…

— Политика, которую проводит здесь Корпус, всегда была направлена против этих обидных расовых кличек, господин Инарп, — подал голос Маньян.

— Кроме того, — продолжил он, пристально рассматривая лумбаганца, — если только я очень сильно не ошибаюсь, у вас у самого порядочное количество этих самых бородавок…

— А, эти… Правильно, Просто я забыл. Подхватил на прошлой неделе.

— Согласен, изъянов, которые могут привести в смущение, достаточно, — мягко сказал Маньян. — У вас столько разнообразных меньшинств — глаза разбегаются. И все ведь, заметьте, взаимоагрессивны! Наверное, даже трудно выбрать, против кого бороться в первую очередь?

— Это верно. У вас, землян, все заметно проще. Достаточно обратить внимание на такие пустяки, как количество глаз или цвет кожи — и вы уже знаете, кому подавать руку, а кому дать по морде. У нас не так…

— А что вас привело к нам? — спросил Ретиф.

— Я очень тепло отношусь к иноземцам, — ответил Инарп. — Ну, ладно, а теперь идем: что, что, а как выбраться отсюда, я знаю.

И он повел их вдоль темного, с каменным полом, коридора, мимо мрачных полупотайных каморок и переходов старого здания.

— Как нам повезло, что вы здесь оказались, господин Инарп! — заговорил полковник Уорбатон, подлаживаясь идти рядом с проводником. — А кстати, куда мы идем?

— Вы ведь остановились в Замке, вместе с другими иноземцами, верно? Если так, то вы уже почти дома.

— Не дай нам Боже опоздать на совещание! — сказал Маньян, бросив взгляд на часы, которые он почему-то носил на правой руке. — Кто бы мог подумать, что наша легкая прогулка закончится в этом мрачном лабиринте, да еще и при том, что за нами по пятам гонится целая орава бешеных расистов?!

— Представьте, какой удар будет нанесен послу сообщением об этой прогулке? — заметил Ретиф, улыбаясь.

— А ведь это мысль! — подхватил Маньян. — Но что, собственно, мы видели такого?

— Начало Весеннего Обряда Враждебности, — бросил через плечо проводник.

— К тому же ребята накурились наркотиков. С этого, по сути, все и началось.

— Весенний Обряд? — спросил Уорбатон. — А мне показалось, что это все еще продолжается Зимний Фестиваль Насилия…

— А кто сказал, что он уже закончился? Он с успехом продолжается вместе с Ритуалом Революции, Символическим Причастием Жестокости и, конечно, круглогодичным Циклом Дикости. Многие наши празднества по времени накладываются одно на другое.