Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

— Ох, Флит, даже не представляете, как мне знакома эта песня! В дни неудач тетушка Нинни несколько часов подряд могла жужжать мне ее в уши. Но, также как вы говоря о вере, она имела в виду несколько иное, Флит! Она никогда бы не подумала… Никогда бы не смогла представить меня, в молитвах возносящего гроасского бюрократа!

— И тем не менее твоя тетушка была очень чувствительной представительницей вашего племени. Она была человеком высокого духовного развития. Я уверен, она бы быстро признала неизбежность — и, главное: оправданность, — принятия тобой новой веры. И учти: гроасцы — это сливки нашего гроасского общества. Так что разве нелогично, что в свое время Чрезвычайный и Полномочный Посол Гроа, то есть чистой воды бюрократ, возводится в божественный сан, благодаря непреодолимому давлению и поддержке своей исключительности и врожденного превосходства над другими?

— И еще при весьма весомой поддержке доходов от бизнеса на шкурках гриблей, — не удержался от язвительного напоминания Маньян.

— Ну, разумеется, я этого и не собираюсь отрицать, — прошипел Флит. — А в гроасской государственной церкви и не занять никакого уважаемого места тому, кто не знает, как ворочать фондами. Для увеличения славы Господа, разумеется.

— Господа?! — переспросил Маньян. — А вот я слышал, что епископы используют неожиданно свалившиеся на них денежки преимущественно на содержание монастырской системы с ее знаменитыми оргиями и гейшами. И еще пускают на мебель и украшения, изготовленные по индивидуальным заказам, для всего гроасского клира, начиная с высших духовников и заканчивая последним мальчишкой из церковного хора!

— Да, я согласен, что некоторым из певцов церковного хора удалось, потуже затянув пояса, заработать себе на «Кавасаки-250», ну и что в этом такого? А что может быть приятнее для меня, как для бога просвещенной религии, чем знать, что у каждого из служителей моего культа имеется удобная монашеская келья…

— В которых ходят по коврам толщиной в три дюйма и слушают запрещенную музыку, как я слышал, — не сдавался Маньян.

— Я сказал — монашеская келья. В которой каждого из них встречает стайка исполненных сознания своего долга девственниц, в руках у которых святые чаши с подкрепляющим силы напитком. Они провожают безгрешных иноков к их грубым, спартанским ложам и там медитируют с ними на духовные темы и сюжеты! О, медитации! Именно они-то и сделали Гроа Великой!

— Потрясающе, — зло пробормотал Маньян. — Кто откажется помедитировать с какой-нибудь девственницей на спартанском ложе в убогой монашеской келье?..

— Так ты согласен?! — улыбнулся Флит. — Значит, отправляемся? В таком случае говорю тебе, что в порту ожидает скоростной корабль, приписанный к Великой Гроа, который готов принять нас на свой борт. Меня — для дальнейшего служения истине и божественных почестей, тебя — для переправки на место, определенное судом.

— Именно, Флит! — вскричал вдруг долго до этого молчавший Оливорм. — Поскорее заберите с собой этого мошенника! Один вид его и хныканье, которому нет конца, действуют мне на нервы! А вам, Бэн, хочу заявить: настоящий дипломат всегда умеет проигрывать и знает, как поражение представить величайшей победой. Если честно, Бэн, то я немного удивлен тем, как вы вели себя в той комнате и после нее. Если те газетные шакалы в конце коридора увидят на вашем лице такое похоронное выражение, это может иметь самые нежелательные последствия. О вас такое напишут!

— «Мелкий чиновник посажен за то, что пытался сокрыть грязно проделанную работу в высоких сферах», так что ли? — печально проговорил Маньян. — Нет уж, я покажу им кукиш! Я не хочу, чтобы потом у какого-то там читателя сложилось обо мне впечатление, как о дураке. Я не хочу, чтобы какой-то там непосвященный думал, что мной владели низменные мотивы.

— Послушайте, Маньян, могу я использовать ваши слова? — спросил неизвестно как оказавшийся за спиной приговоренного стройный молодой человек в помятом дорожном костюме с заплатой на плече и тут же застрочил что-то в свой электронный блокнот. — Просто мне нужно за что-то зацепиться, чтобы потом быстренько раскрутить все это дельце. Кто знает, может, этот материал — первая ступенька на лестнице возвышения, о котором я последнее время только и размышляю.

— Мм… Скажите, мой мальчик, а о том, чтобы приложить свои старания для Корпуса, вы никогда не размышляли? — осведомился у репортера Оливорм.

— Я мог бы переговорить с соответствующим человечком — у меня знакомства. Так как? С вашим реалистическим отношением к жизни и пониманием того большого доверия, которое оказывается в равной степени газетчикам и дипломатам, я предсказываю вам стремительную карьеру в Земном Дипломатическом Корпусе, где вам подберут подходящую должность.

— Да, но сначала мне ведь надо расправиться с этим заданием, не так ли?

— произнёс газетчик, убрав, однако же, с глаз долой свой блокнот.

— А кто говорит, что не надо? — изумился Оливорм. — Только давайте-ка не будем подрывать престиж вашего респектабельного издания публикованием в нем всяких безответственных цитат, вырванных из контекста. Вы же видите: бедняга Маньян немного не в себе сейчас. Так что лучше нам, по-моему, ограничить наш репортаж голыми фактами и не отдаляться от главной темы, которая состоит в том, что Земля и Корпус совершили благородный поступок, чистосердечно во всем признавшись. Этим они, безусловно, должны снискать расположение общественного мнения по всей галактике. Впрочем, последнее — ваша забота. Мы сваляли дурака и не скрываем этого. Маньян же с готовностью и довольно бодро согласился расплатиться за это, ведь так, Бэн?

— Еще бы, сэр, — ответил Маньян, стараясь унять подрагивание голоса и повесив на фасад широкую и стеклянную улыбку, прямо как витрина ювелирного магазина. — Еще бы! Давно не испытывал такой готовности к чему-либо.

— Вы уверены, сэр, что хотите попасть туда? — спросил пилот небольшого челночного корабля Ретифа, облаченного в облегающий тело спортивный костюм. На голове его был шлем, за спиной — тяжелый парашют, на груди баллончики с кислородом и маска.

— Мне что-то не очень нравится пейзажик там, внизу, — продолжал пилот. Он глянул через прозрачный люк на раскинувшиеся внизу просторы. Даже с такой большой высоты было видно, что земля какого-то бледного, болезненного оттенка, бесплодна, изрыта огромными кратерами-ямами, из которых в небо взметались языки голубого пламени, будто призраки.

— Боюсь, что отступать поздно, Джек, — отозвался наконец Ретиф. — Главное: не забудь подобрать меня через двенадцать часов в условленном месте. У меня такое чувство, что здесь большие проблемы с транспортом. Если не прилетишь — я останусь здесь надолго.