Кейт Лаумер - Избранные произведения в одном томе

О’Лири в задумчивости остановился. Он рассчитывал встретить какой-нибудь предупреждающий знак перед въездом в пустыню — например, трактир с вывеской «Последний шанс Чарли» или что-нибудь в таком роде, где он мог бы что-нибудь подкупить для предстоящей долгой поездки. А здесь ничего подобного. Он стоял абсолютно один перед раскинувшейся перед ним пустыней, изможденный от непривычной верховой езды. Кстати, ни в одном описании езды в седле не упоминалось о мозолях на заднице.

О’Лири почувствовал голод. Продолжая скакать, он начал думать о еде. Возьмем, например, тянучку. Это питательно, компактно, может хорошо храниться. При мысли о тянучке его челюсти заныли. Замечательные, рыжевато-коричневые тянучки. Как это ни покажется странным, но ему все время их не хватало. У себя, в Колби Конерз, он мог купить их в любом количестве в кондитерском магазине Шрумфа, но всякий раз он чувствовал себя глуповато, когда заходил в магазин и спрашивал тянучки. Как только он вернется в Колби Конерз, то первым делом закупит их, и побольше, чтобы тянучки всегда были под рукой, когда ему захочется.

Лафайет пристально вглядывался в туманную даль расстилавшейся перед ним равнины и при этом неотрывно думал о сумках, притороченных к седлу. Он мысленно наполнил их запасами всевозможной пищи и питьевой воды. Если все получится, то останется только слезть с лошади, открыть сумки — и все перед тобой. О’Лири представлял продукты, которые не испортились бы от жары и которых хватило бы, скажем, на неделю.

Появилось лёгкое колебание, уже знакомое ощущение, как будто что-то расцепилось в космическом механизме вселенной. Лафайет улыбнулся. Ну, вот, теперь полный порядок. Он еще проскачет с милю или около того, чтобы уйти дальше в глубь пустыни, где уж никто не сможет его потревожить, и там насладится долгожданной едой.

Стояла несносная жара. Лафайет съехал набок и скакал, опираясь на половину седалища, чтобы облегчить боль от потертостей. Восходящее солнце нещадно палило в спину и, отражаясь от каждой выступающей скалы иди одинокого дерева, немилосердно било в глаза. Черт, надо было запастись солнцезащитными очками. Да и ковбойская шляпа с широкими полями не помешала бы. Он натянул вожжи и, повернувшись в седле, посмотрел назад, прищурившись от яркого света. Кроме следов его лошади и осевшей за ней пыли, на всем протяжении серой массы песка, куда только хватал глаз, не было видно ни единого следа присутствия человека. Казалось, что мир остался где-то в одной-двух милях позади, где низкое плато встречалось с ослепительным утренним небом. Не самое лучшее место для пикника, но голод становился невыносимым.

Тело затекло. Он слез с лошади, отстегнул ремень на сумке слева от седла, пошарил внутри и вытащил картонную коробку. Коробка была в яркой обертке золотисто-коричневого цвета. О’Лири с восторгом прочитал: « Лучшая тянучка тетушки Ау. Изготовлена с добавлением соленой воды ». Это будет отличный десерт, но сначала надо подкрепиться чем-нибудь посерьезнее. Он положил тянучку обратно в сумку и вытащил банку знакомой формы: « Сардины моряка Сэма в рассоле » — было напечатано на этикетке яркими буквами, а чуть пониже, маленькими красными, другая надпись — « Тянучки. Высший сорт ». Потом он извлёк коробку, на которой значилось: « Тянучки. Старая марка. Только для детей и взрослых ». Лафайет, тяжело вздохнув, положил обратно и эту коробку, поискал еще, достал — в коробке была дюжина яиц, облитых шоколадом с начинкой из тянучек.

В другой сумке оказалась жестяная банка с тянучкой весом в пять фунтов. Вся масса была мастерски оформлена в виде небольшого окорока. Затем еще три прямоугольные банки, содержащие тянучки, изготовленные по старинным рецептам наших бабушек, потом плоские брикеты деревенских тянучек, разделённые на дольки. И, наконец, горсть отдельных тянучек в целлофановых обёртках под названием «поцелуйчики» — сладкие, как «губы любимой».

О’Лири с сожалением окинул взглядом все это добро — что и говорить, диета не очень сбалансирована. Но могло быть и хуже — тянучки он, по крайней мере, любил. Лафайет присел в тени, которая падала от лошади, и приступил к трапезе.

После обеда, если так можно назвать то, что он съел, по мере того как солнце поднималось все выше, скакать становилось все труднее. Теперь каждое движение лошади отдавалось в нем не просто болью, а пронзало так сильно, что он то и дело морщился. Гот перекосило от пресытившей сладости. На желудке было такое ощущение, словно туда влили солидную порцию глины. Уголки губ склеивались, пальцы были липкими. О, мой бог! Почему он не помечтал о сэндвичах с ветчиной или жареном цыпленке? На худой конец на ум мог бы прийти знакомый вермишелевый суп марки «Р». Да и разумнее было бы снабдить себя какой-нибудь закуской, пока он имел такую возможность.

И тем не менее, как бы плохо он ни был готов, он решился на это рискованное предприятие. Пути назад нет. После такого фиаско на дороге полицейские соберут все свои силы для его поимки. Никодеус уже показал, под чьими знаменами он служит. Таким образом, здесь, в Артезии, список его друзей можно сократить с одного до нуля. Разумеется, когда он прискачет обратно с Адоранной в седле, он всех простит. Эта часть путешествия, наверное, будет приятней всего. Она будет сидеть, тесно прижавшись к нему, а он будет обнимать ее, хотя бы одной рукой, придерживая, чтоб не упала. Золотистые волосы будут приятно щекотать его подбородок. И скакать он будет не очень быстро, чтобы не утомлять ее высочество. Путешествие, пожалуй, займет целый день, а возможно, и ночь придётся провести вместе, у маленького костра, где-нибудь далеко-далеко, завернувшись в одно одеяло, если такое найдется.

Но это будет потом. А сейчас жарко, пыльно, все тело ноет, короче — сплошное неудобство.

Горная гряда несколько приблизилась и теперь стала походить на пилу с громадными зубьями. Эта «пила» слегка поворачивала налево и шла дальше, уходя за горизонт. Скачи, пока не доберешься до перевала… Тот парень, с дороги, вроде так объяснял. Правда, это совсем не значит, что на его указания можно положиться. Но сейчас не оставалось ничего иного, кроме как продолжать скакать дальше и надеяться на лучшее.

Солнце двигалось к западу, все ниже и ниже склоняясь над горной грядой. Теперь оно выглядело как запыленный шар на грубо размалеванном алыми и розовыми красками небе. На его фоне четко выделялись силуэты тощих пальм, неведомо как оказавшихся маленькой компанией в этой глуши.

О’Лири проскакал последние несколько ярдов до оазиса и осадил лошадь под иссушенными деревьями. Лошадь под ним к чему-то тревожно принюхивалась, перебирая в нетерпении ногами, потом сделала несколько шагов к низкой, полуобвалившейся стенке и, склонив морду над темным прудиком, стала жадно пить.