Александр Зайцев - Слово и Чистота. Проекция

Заглянув на вокзал, сверил расписание, обратный поезд шёл через два часа. Сразу же взял на него билет, и, выйдя из здания вокзала на городскую площадь, вновь ощутил на себе невероятное давление жары. Цифровое табло на фасаде муниципалитета оповещало, что сегодня в городе плюс тридцать восемь в тени. Даже для привычного к местному климату Изао, это было перебором. Буквально через три минуты на этом пекле я успел пожалеть, что не взял с собой кепки или панамки.

Около автобусной остановки стоял ларёк, торгующий сувенирами и атрибутикой с фотографиями целебных источников. Были там в продаже и кепки, но меня банально задушила жаба отдавать за обычный, примечательный только надписью головной убор почти сто франков. Вот вроде уже не стеснен в средствах, а всё равно, когда мне пытаются втюхать что-либо по цене в три раза выше обычной, что-то глубоко внутри этому искренне противится.

Изначально, зная, что до обратного поезда мне предстоит два часа пробыть в Труюссе, планировал не спеша прогуляться по городу. От вокзала до кладбища три километра, а так как задерживаться у могилы деда Изао в планы не входило, то подобная прогулка как раз позволила бы провести время. К тому же память подсказывала, что городок довольно красив, и, надо сказать, даже первый взгляд с вокзальной площади это подтверждал. В чём-то неуловимом Труюсс походил на центральную часть Карловых Вар. Не то чтобы совсем похоже, но всё же схожая по духу архитектура и явно неторопливое течение жизни. Пожалуй, город и правда заслуживал того, чтобы по нему не спеша пройтись. Только вот давление жары на плечи настолько сильное, что всё это желание очень быстро испаряется, как капля пролитой из бутылки прохожего воды на почти плавящемся асфальте.

Несмотря на солнцепёк и середину буднего дня, по центральной аллее не спеша прогуливалось немало народу. В основном пенсионеры, часто парами гуляли, укрывшись под белоснежными солнечными зонтиками, или сидели на лавочках в тени многочисленных деревьев.

После всего пяти минут на солнце возникло нестерпимое желание пить. Оглядевшись, из множества различных кафешек в шаговой доступности выбрал одну, которая чем-то приглянулась больше других, и тут же направился в её сторону.

Вариант сесть за столиком на улице, пусть и под огромным тентом, надёжно укрывающим от солнечных лучей, отмёл сразу и вошёл в немного затемнённый зал. Хорошо работающие кондиционеры создавали приятную прохладу, настолько контрастирующую с уличной жарой, что хотелось здесь задержаться подольше. В кафе для этого времени дня было довольно много народа, из более чем двух десятков столиков три четверти заняты, но мне приглянулось одно уютное местечко в самом углу, там и сел.

Сначала хотел просто зайти и выпить зелёного чая, который отлично утоляет жажду, но едва сел за стол, как мой нос уловил такой неожиданный здесь запах. Запах брусничного пирога! Брусничного! Здесь, почти в тропиках! В Вилфлеесе вообще ни разу не встречал ни одного блюда с этой ягодой! Открыл меню и правда нашёл там эту позицию. Времени свободного у меня было вполне достаточно, так что, подозвав официантку, помимо чая заказал себе и кусочек такого любимого ещё в прошлой жизни лакомства.

Пока мне готовили заказ, откинулся на спинке стула и с наслаждением вдохнул прохладный, полный почти забытого аромата, воздух. Тут же нахлынули настолько острые воспоминания: вот всей семьёй в беседке сидим на даче, и бабушка выносит свой пирог; вот я впервые с Викой собираю бруснику, и она ест больше, чем собирает, постоянно кривясь от её вкуса, но при этом не переставая поедать ягоды…

В глазах защипало, даже пришлось крепко зажмуриться, чтобы не выступили предательские слезы. И не списать этот приступ ностальгии на гормоны Изао, это именно моя грусть, моё прошлое, которое не вернуть. К тому же это настроение усугублялось тем, что в кафе отдыхали в основном семейные пары среднего возраста. Когда-то и я с Викой сидел точно так же в похожем кафе на набережной Карловых Вар, прячась от нестерпимого летнего зноя.

Если Вилфлеес производит впечатление бурлящей, никогда не замирающей даже на мгновение, жизни и ассоциируется с молодостью, то Труюсс – его полная противоположность. Спокойный, даже, можно сказать, вечно сонный город, если представить его как человека, то тут же приходит на ум ассоциация с седым, ещё крепким мужчиной преклонных лет, который сидит в кресле качалке и неторопливо, маленькими глоточками, попивает из широкого бокала своё любимое бренди.

Если бы не жаркий климат, то на первый взгляд этот городок почти совпадает с моими представлениями о месте, в котором я хотел бы встретить старость.

Из ностальгического приступа меня вывела вибрация мобильника. Входящий номер был не определён.

– Да? – как можно нейтральнее осведомился я, подняв трубку.

– Как доехал?

– Спасибо, хорошо, мама! – так и есть, звонок был международный, вот номер и не определился.

– В прогнозе погоды показывали, что в Труюссе сегодня ветрено и тучи, ты, надеюсь, не в сандалиях поехал? – к чему это она и какие тучи?

Но едва этот вопрос всплыл у меня в голове, как сразу стал понятен и мотив звонка.

– Мама, ты смотрела неточный прогноз, – удивление в голосе мне удалось сыграть на отлично. – Здесь плюс тридцать восемь в тени и ни намёка даже на облачко!

– Надеюсь, ты взял панамку? – тут же перескочила на другую тему Мелани.

– Мама-а-а-а?.. – ответил я на это, растягивая последнюю букву в слове, как всегда делал Изао, когда мать лезла в его дела.

– Ладно, ладно… – тут же примирительно отреагировала Мелани. – Три стопки под надгробный камень, ты не забыл?

– Мама, ну что ты начинаешь?! – кажется, я всё лучше вживаюсь в роль семнадцатилетнего подростка.

– Не забудь! – проигнорировав слова сына, Мелани тут же завершила разговор. – У меня дела, позвоню вечером.

Я даже «пока» сказать не успел, как услышал короткие гудки.

Да, надо же, не ожидал, что Мелани будет проверять, поехал я в Труюсс или нет, как-то не вяжется этот поступок с тем психологическим профилем, который я для неё составил. Впрочем, у неё может быть небольшой такой бзик по поводу её отца и этого совершенно мне непонятного семейного ритуала. У многих людей есть странности, и настойчивость матери Изао в этом вопросе – далеко не самое необычное, с чем мне доводилось встречаться в жизни. К тому же и в моей прошлой семье к могилам предков относились с большим почтением, так что в чем-то ритуал Мелани мне был даже понятен, в том смысле, что она чтила память своего отца, как считала нужным.

Не прошло и пяти минут после завершения звонка, как мне принесли брусничный пирог и чай, я ненадолго выпал из реальности, погрузившись в этот забытый вкус и воспоминания.