Сергей Куц - Земля 2252

Да! Посольство непременно выкупит гражданина Красной корпорации! Джонс сорвет куш! Ну а если этот русский из одичалых или хотя бы полугражданин, тоже неплохо – денег на блоге нагреет прилично.

– Джентльмены, – сказал Джонс, вновь глядя в камеру и натянув на лицо белозубую улыбку, – мой раб ничего не помнит, и его… внешний вид недостоин дневника христианского миссионера. Сейчас мы приведем его в порядок и включимся уже потом. Cut! [6] Стоп, перерыв ( англ .).

Стоп! Снято! Камеры на дроне втянулись в корпус, и сам аппарат неподвижно завис в воздухе, а оператор вытянул ноги и откинулся на спинку стульчика с видом основательно потрудившегося человека.

– Make a movie! [7] – раздраженно бросил ему Артур.

– What’s? [8] – встрепенулся белобрысый.

– Make a movie! – повторил Джонс и добавил, что они потом смонтируют нужные кадры: – After we make a video from this [9] Потом из этого сделаем видео ( англ .). .

Из разговора Ливадов не понял ни слова, только заметил, что дрон вновь ожил – дернулся и направил один из объективов на него.

– Вернемся к беседе, – заговорил Джонс. Взгляд его не предвещал Андрею ничего хорошего, пальцы правой руки демонстративно постукивали по часам, коими управлялся ошейник Ливадова.

Андрей непроизвольно потянулся к нему и тут же одернул себя, заметив довольную ухмылку Рамиреса. Вот сука! Пытать начнет!

– Твое имя Андрей. Верно?

Ливадов кивнул.

– Так. Теперь назови фамилию. Предупреждаю! Лучше бы тебе прояснить память.

Андрей молчал, выгадывая секунды, оттягивая приступ боли, и косился на миссионера Джонса. Успеет ли тот включить адскую машинку прежде, чем Ливадов допрыгнет до него и свернет шею?

Скорей всего, успеет! Андрей заскрежетал зубами от злобы и бессилия. А рядом еще два мордоворота Джонса. Нет, пока не нарываться! Ждать более удобного момента – и терпеть! Ливадов не испытывал иллюзий, что Рамирес сейчас устроит допрос с пристрастием.

– Фамилия! – процедил Артур. – Спрашиваю в последний раз!

Андрей хотел сказать, что не помнит, но получилось только промычать что-то нечленораздельное и отрицательно мотнуть головой.

– Вспоминай!

Угол боли будто пронзил шею в нескольких местах. Ливадов сдержал в себе стон и упрямо посмотрел на Рамиреса. Вновь мотнул башкой.

Когда Джонс, вскинув левую руку, нажал кнопку на часах второй раз, вытерпеть муку не удалось. Ливадов вскрикнул, вдруг осознав, что вцепился в стальной обруч, пытаясь оттянуть его от шеи, да другой стороной еще плотнее прижал железо к себе.

Боль вгрызлась в Ливадова опять, и опять, как в лагере работорговцев, на миг показалось, что лопнули глаза. Он упал на колени, тряся головой, как в припадке. С искривленного мукой рта падала вязкая слюна. Только не сдаваться!

– Не помню, – прохрипел Андрей.

Боль пришла вновь, потом еще, и еще. Каждый раз Ливадов заставлял себя подниматься. Сперва на ноги, потом лишь на колени. Он уже не понимал, зачем нужно вставать, и смотрел, безмолвно и затравленно, на своего мучителя, однако не признавал поражения. Не видел ничего, кроме оскаленной в лютой злобе морды Артура.

Вспышка боли взорвалась внутри мозга, и Ливадов отключился.

Очнулся… Окатили холодной водой. Отфыркиваясь, Андрей лежал на лопатках да глядел на синее небо и ухмыляющегося негра, который навис над ним с пустым ведром; винтовки при нем уже не было. Маленькие поросячьи глазки светились от искреннего веселья.

– Смешно тебе, сука, – пробормотал Ливадов, растирая лицо, и, хрустнув шеей, уселся на примятую траву.

– Are you o’kay? [10] – ухмыляясь, поинтересовался чернокожий.

– О’кей, о’кей.

Негр кивнул и вразвалку, поигрывая пустым ведром, двинулся к джипу. Ливадов недобро косился тому в спину. Второй помощник Джонса вышагивал в двадцати метрах от автомобиля, теперь уже он нацепил шлем с полумаской. Его автомат был оснащен подствольником, тоже приличная штука. Где Рамирес? Против воли у Андрея сжались кулаки, едва подумал о мучителе, хозяине и, чтоб его… миссионере. Хорош проповедник!

Ливадов поерзал в ошейнике: как будто ничего не болит. Никаких следов или боли, словно и не пытал его Рамирес, да в том-то и дело, что вроде бы. А вон и Артур: вылез из джипа и, улыбнувшись, направился прямиком к Андрею. Сука!

Джонс нес сверток. Ткань в камуфляже, таком же, как у его помощников, перетянутая черной веревкой.

– Наденешь это, – добродушно произнес Артур, бросив сверток Ливадову.

Андрей с подозрением глянул на Джонса. Но нет, не заметил в нем и намека на озлобленность, от коей того распирало во время допроса. Ливадов мысленно ругнулся. Настроение у Рамиреса меняется быстро и радикально. Псих он, что ли?

– Но сначала давай в озеро. Воняешь как бездомный, – сказал Джонс. – Только помни: я слежу за тобой. Потом одевайся.

Ливадов с огромным удовольствием зашел в тихое озеро, Кажется, неглубокое, с чистой холодной водой. Долго плавать не получилось – Рамирес потребовал вылезать. Помня об ошейнике, Андрей быстро выбрался на траву. Обсохнув, взялся за сверток Рамиреса.

Тот принес комок и майку с рукавом по локоть. Костюм точь-в точь как у негра и белобрысого, только их размер оказался бы великоват, а тут впору. Андрей решил, что Джонс отдал собственный комплект одежды. Они примерно одного телосложения.

На этом спасибо. Ливадов с большим удовольствием облачится в комок. Пребывание в одних трусах изрядно напрягало: и холодновато – порой покрывался гусиной кожей, да и вообще унизительно. Голым чувствуешь себя, мягко говоря, неловко перед одетыми людьми, изначально ощущаешь себя ниже и слабей.

Первым делом Андрей натянул майку цвета хаки: в такой же щеголял белый тип с соломенной бородой. Затем – штаны, куртку на молнии с капюшоном. Блаженство! Одежда – вот что делает человеком! Забыл даже про ошейник и чуть было не поблагодарил Рамиреса. Особенно когда увидел топающего от джипа негра, что нес пару черных армейских ботинок и какую-то плоскую коробку, но сдержался. Благодарить упыря он не станет.

Обувь со вставленными внутрь чистыми носками лишь внешне напоминала берцы и скорее походила на кроссовки. Оказалась по размеру и весьма удобной. Ливадов сделал несколько шагов, чтобы убедиться в первом впечатлении от ботинок, и удостоверился, что оно не обмануло. Затем, сощурившись, взглянул на жаркое солнце в безоблачном небе. В одежде, пожалуй, припекает.

Артур Джонс покорно ждал, сложив руки на груди, пока его собственность оденется. Ливадов то и дело посматривал на него, снова выискивая намек на недавнюю ярость или просто раздражение, но видел лишь безмятежное лицо. Странный тип этот Рамирес. Кличка, которой обозвал своего хозяина, крепко прилипла к языку.