Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Магнебод не выглядел удовлетворенным ответом. Он выглядел сердитым, насупившимся и столь мрачным, словно походный лагерь уже был со всех сторон окружен полчищами кровожадных, ощетинившихся копьями, лангобардов.

- Ты ведь знаешь, с кем ты разделался? – спросил он, скрипнув зубами, - Знаешь, ведь так?

- Какой-то рыцарь из министериалов, - легкомысленно отозвался Гримберт, - Их в последнее время расплодилось больше, чем карасей в пруду. Черт, я даже имени его не помню. А что тебе до него?

- Мне? Ничего! – резко оторвался Магнебод, - Но есть люди, для которых это кое-что да значит. Например, его сиятельство граф Женевы. Что-то мне подсказывает, он будет очень недоволен. И хорошо, если высказать свои претензии он явится к тебе, а не к императорскому сенешалю!

Вкус вина вдруг показался Гримберту выдохшимся, застоявшимся. Но едва ли в этом был виновен маркграфский виночерпий. В мире есть имена, которые одним только своим звуком могут испортить самый изысканный вкус, превратив вино в едкий уксус. Покатав вино во рту, Гримберт сплюнул его в траву. Рядом тут же возник слуга, чтобы вновь наполнить его кубок. Другой поспешно протер его подбородок шелковым лоскутом, смоченным ароматическим бальзамом. В их движениях не было надлежащей сноровки, но сейчас Гримберт готов был закрыть на это глаза. Походная жизнь, увы, имеет свои недостатки, в том числе отсутствие вышколенных дворцовых слуг.

Здесь не было многих привычных ему вещей. Мраморной прохлады Туринского дворца, бархатного шелеста фонтанов, прелестных куртизанок, чьи тела улучшены придворными хирургами для вящей соблазнительности настолько, насколько это может выдержать человеческая физиология…

Вместо всего этого – сухое лангобардское небо, кажущееся растянутой над головой бесцветной ветошью, скудная истощенная почва и все прелести походного лагеря – шум, вонь, брань и необходимость наблюдать вблизи за жизнью черни, пусть и напялившей на себя доспехи. Миазмы грязных тел доставляли Гримберту физическое страдание, несмотря на все усилия слуг и огромное количество благовоний.

Больше распространяемой этими ублюдками вони его выводили из себя только квады. Едва лишь заслышав их грубую гортанную речь, Гримберт испытывал желание забраться в «Тура» и включить огнеметы, чтоб сделать этот грешный мир хотя бы немного чище…

Спокойно, приказал он себе. Сейчас тебе как никогда нужна выдержка.

- Мне кажется, ты слишком беспокоишься из-за простых случайностей, Магнебод. Не стоит придавать им слишком большое значение.

Магнебод коротко рыкнул. Для старшего рыцаря знамени маркграфа Туринского у него были отвратительные манеры. Неудивительно, что при дворе охотно шутили про его дикие замашки, приобретенные на восточной границе, и не подобающие рыцарю привычки. Но Гримберт держал в своей свите рыцарей сообразно их силе и преданности, а не по тому, в какой руке они держат вилку для птицы.

Магнебод по праву занимал свое место. Иногда он был грубоват, иногда даже несносен, а содержание его стареющего тела в надлежащем порядке обходилось казне Турина не дешевле небольшой пограничной крепости. Рыцарское тело быстро стареет без надлежащего ухода. Синтетические мышечные волокна, нейро-стимуляторы, перекройка изношенной кровеносной системы… Но он обладал тем важным качеством, которое Гримберт всегда в нем отмечал. На него можно было положиться. В сложных политических уравнениях, которые выстраивал Гримберт вокруг себя, Магнебод неизменно был самой стабильной и постоянной величиной.

- Случайностей? – он едва не вырвал клок из своей седой, как лишайник, бороды, - Случайностей? Ты что, держишь меня за дурака, Гримберт?

Гримберт добавил во взгляд немного холода – просто чтобы заставить Магнебода прикусить язык. Есть те вещи, которые позволительно говорить лишь в маркграфском шатре, убедившись, что вокруг нет посторонних ушей. А есть те, которые и вовсе не стоит произносить вслух.

- Ты упрекаешь меня в чем-то, Магнебод?

Старший рыцарь выдержал его взгляд, хоть и насупился.

- Не рассказывай мне про случайности, Гримберт, - проворчал он, немного сбавив тон, - Я знаю тебя с тех пор, когда ты был безусым мальчишкой. Ты ведь не терпишь случайностей! Даже мельчайших. Это не в твоей природе, как не в природе манитикоры питаться шпинатом!

Это было правдой, но Гримберт поморщился.

Всякий сложный и тщательно разработанный план настолько надежен, насколько надежны его элементы. Эти элементы Гримберт привык тщательно подгонять друг к другу, устраняя даже намеки на возможную неточность и искореняя погрешности. Рухнувший посреди турнирной площадки «Полуночный Гром» тоже был частью плана, как и множество прочих деталей, которые сами по себе выглядели случайными и не связанными между собой, но которые, тем не менее, загодя были выстроены единственно верным образом.

Едва ли Магнебод заметил хотя бы десятую часть этих приготовлений, но он был рыцарем, а чутье рыцаря может дать фору самым чувствительным датчикам. И явился он сюда вовсе не для того, чтоб поздравить сюзерена с победой на ристалище, понял Гримберт. Магнебод хотел знать, что происходит.

Он узнает. Обязательно узнает – когда придет черед. Не раньше и не позже.

- Не преувеличивай. Просто пытаюсь свести к минимуму любой риск.

- Риск!.. – Магнебод мрачно хохотнул, отчего некоторые слуги рефлекторно шарахнулись в сторону, - Я ведь знаю тебя, ваше сиятельство, знаю, как устроены шестеренки в твоей голове. Ты опять что-то задумал, а? Глухарь на току, значит?

Гримберту не хотелось отвечать. Он отпил немного вина, делая вид, что разглядывает лагерь.

Разглядывать, по большому счету, было нечего, все походные лагеря похожи друг на друга. Котел с густым человеческим варевом, клокочущим на огне сдерживаемой ярости. Этот был разве что больше прочих. Народу набилось столько, что драные солдатские палатки почти вплотную соседствовали с пестрыми шелковыми шатрами, над которыми развевались рыцарские вымпела. Чуть поодаль виднелись силуэты доспехов, заботливо прикрытые мешковиной и брезентом, этакие огромные бесформенные валуны, еще не явившие свою силу. Осадные орудия разместились неподалеку, без интереса изучая своими огромными глазницами низкое, обожженное солнцем, небо Лангобардии.

От многочисленных костров доносился смех и пререкания на великом множестве наречий, среди которых Гримберт с отвращением улавливал царапающие слух нотки квадского диалекта. Даже пахло здесь так, и должно пахнуть в любом лагере - подгоревшей кашей, лошадиным навозом, керосином, ладаном и оружейным маслом. Гримберт поморщился и для виду прикрыл нос тонким кружевным платком, поспешно поднесенным одним из слуг.