Анатолий Махавкин - Наездник [СИ]

— Смотрите, чтобы ваше путешествие не превратилось в подводное, — с тревогой в голосе заметила подошедшая Вера, — Говорила же тебе, остолопу, купить новую моторку. Когда-нибудь утонешь на этой рухляди!

— Хватит каркать, — заметно протрезвевший Иван взял в руки весло и прижал палец к губам, — Не дыши.

М-да, если бы мы сейчас утонули, то в этом была бы определённая ирония. Пройти столько опаснейших стычек, выжить в эпицентре взрыва реактивного снаряда, не задохнуться под развалинами рухнувшей пятиэтажки и? Утонут посреди тихой речки, потому что некий любитель алкоголя зажал денег на новое плавсредство?

Судьба, как всегда в отношениях со мной, оказалась убийственно серьёзной и доплыли мы без приключений. Внутрь, правда, таки угодило несколько литров воды и до конца путешествия она весело булькала под ногами, облизывая подошвы Ивановых сапог.

— Аллилуйя! — сказал якут и поставил первую коробку на брег.

— Всё время забываю спросить, — покряхтывая я пополз наружу, — Ты вообще какой веры? Али язычник, безбожное создание?

— Агностик и атеист, — Иван поставил последнюю коробку и привязал лодку, — Посему грядущая перспектива неминуемого исчезновения пугает меня до судорог и вынуждает непрерывно снимать стресс. Вот и снимаю.

— Угу, — я поднял сумку с патронами для АК, прикинул на вес и протянул спутнику, — На, это — тебе. Как я погляжу, тут атеистов — полный посёлок и стресс они снимают всю жизнь.

— Простые люди, — кивнул якут, — Но ощущают неизбежность растворения во вселенском ничто. Душой чувствуют. Поэтому и пьют.

— А городские?

— Город пропитан ложью, — Иван шёл впереди и казалось, ноша не доставляет ему ни малейших трудностей, — Головы горожан затуманены вековой ложью проповедников.

— И Бога нет?

— Кто бы другой спрашивал, — он даже не обернулся, — Подумай сам, существуй во вселенной всеблагой, всезнающий и всемогущий бог, неужели бы он допустил даже тысячную долю всей этой мерзости?

Тут я спорить не стал. Во-первых, не нашёл подходящих возражений, а во-вторых — больно сжалось горло, мешая говорить.

— Ты вообще, хоть в курсе, — сказал я, когда пульсирующая боль в груди немного отпустила, а в пределах видимости проявилась ограда комплекса, — Что агностик и атеист, это — две большие разницы?

— Ещё одна городская ложь, — Иван старательно не поворачивал голову в мою сторону, поэтому я мог видеть только тёмный силуэт на фоне ослепительного неба, стремительно освобождающегося от туч, — Агностицизм придумали атеисты-трусы, которые переложили окончательный вердикт об отсутствии бога на других людей. Дескать, я весь такой, готовый к восприятию любой истины, а вы сами решайте, как с ней поступать.

— Постой, — я присел на свою отдыхательную лавочку и принялся рассматривать спутника. Сейчас он выглядел загадочно, точно взаправдашний шаман, а его смуглое лицо несло след знаний многих поколений предков, — Никогда прежде от тебя ничего подобного не слышал. Чёрт побери, да я вообще от тебя ничего сложнее фраз из трёх-четырёх слов не слышал.

— Это что-то изменит? — Иван сухо улыбнулся и поправил сумку, висящую на плече, — Пьяный человек склонен философствовать. А если бы я ещё накатил, то рассказал бы пришельцу с запада про косматую ведьму, которая бьёт в чёрный бубен и грызёт корни мира.

— Это из ваших баек? — он покачал головой, — Сам придумал?

— Твоя сестра лечила меня от белой горячки, — ровным голосом сообщил якут и посмотрел в сторону солнца, — Жена уехала в город с любовником и забрала с собой дочь. Я даже не знаю, где они. Начал пить. Сильно. Потом прихватило. Местный доктор сказал, что дело безнадежное и отказался везти в район. Хорошо, Вера была рядом и забрала меня к себе. Помнишь, ты ударил меня, потому что решил, будто я грублю сестре? Если на земле и есть какое-то божественное начало, то оно — в ней. Как я могу грубить богу или не уважать его? Я за неё отдам жизнь. А ведьма всегда со мной, с той самой поры. Стоит закрыть глаза или задремать, и я тут же слышу, как она колотит в бубен и хрустит корнями мира.

Мне, честно говоря, стало не по себе. Представить, что ты постоянно носишь в себе эту картину…, Впрочем, мои демоны тоже постоянно со мной и от них никуда не деться. И забыть невозможно.

— Извини, что разбередил душу, — я протянул руку. — Ты уж, будь добр, помоги мне подняться. Что-то колени бунтуют.

Но конечности-таки смилостивились и позволили доковылять до жилища. В окне мелькнули собачьи уши и за дверью послышался приглушенный лай. Степлер остался на наблюдательном пункте, со спокойствием вперёдсмотрящего изучая приближающихся путников.

— Ты его выпустил из клетки? — осведомился Иван, указывая на окно, где только что сидела Дина, — Не боишься?

Место собаки заняла приплюснутая лохматая физиономия, почти касающаяся стекла. Было видно, что Кусака возбуждённо размахивает крыльями и пытается вскарабкаться на подоконник. Обломит же, зараза!

— Не поверишь, — я поставил ношу у порога и достал ключи, — но после того случая, крылатая сволочь не сделала ни единой попытки цапнуть меня или хотя бы поцарапать. Думаю, не сменить ли имя, из-за полного несоответствия.

— Странное дело, — Иван почесал подбородок, — Веру он тоже укусил всего раз, а меня — так и вовсе не пытался. Вроде бы это что-то значит, но она говорит так неразборчиво, что я до конца не понял.

— Она, это — кто? — замки открылись, и Дина вырвалась на свободу, возбуждённо подвывая на ходу. — Та, кого вы прячете от меня? Кстати, может хоть сейчас объяснишь, в чём суть вашего заговора молчания?

Иван задумчиво рассматривал собаку, порхающую по двору, а потом перевёл взгляд на меня. Кажется, якут пребывал в некоем замешательстве.

— Вера запретила, — сказал он в конце концов, — Я с ней не согласен, но спорить не стану. В конце концов, она — твоя сестра и лучше знает, что нужно её брату. Сказала: придёт время, и ты всё узнаешь.

Дверь толкнули с такой силой, что пришлось вцепится в ручку, чтобы не плюхнуться на задницу. Наружу выбралась странная процессия: дракончик, успевший спрятать крылья, важно вышагивал, высоко подняв голову, а надувшийся спесью Степлер сидел на его широкой лохматой спине и презрительно рассматривал ничтожных людишек. Примчалась Дина и принялась облаивать нас с Иваном. Псина терпеть не может спиртного, а запах перегара выводит её из себя.

Как выяснилось¸ не её одну. Кусака вытянул шею и обнюхал меня. Потом — Ивана и оскалившись, зашипел. Степлер тут же покинул свой необычный насест и удрал в дом.

— Пойду я, — Иван сплюнул, — От греха.

Дина выглядела озадаченной. Мало того, если бы собачья морда могла выражать возмущение и озабоченность психическим состоянием хозяина, то я бы видел именно это. А так, псина ещё раз внимательно заглянула в мои глаза и с видом заправского психоаналитика завертела хвостом.