Ник Никсон - Макс Сагал. Контакт [СИ]

— Кого?

— О-о, «Звездные войны» — вообще крутяк. У деда есть друг. Они богатенькие. У них видак есть и кассет много. Приходи к нам, посмотрим вместе.

— Подожди, ты мне про отца Марти не рассказал. Что там у них происходило?

— Марти научил его быть смелым. Отец потом Бифу врезал с разворота, и маму там его поцеловал. А Док помог Марти вернуться назад в будущее.

— Ты же сказал, Док умер.

— Это старый умер. Марти передал ему письмо, ну то есть не ему, а ему в молодости. Он через тридцать лет открыл его, узнал, что с ним будет, и надел жилет непробивной.

Макс задумался.

— Значит, написал письмо из прошлого в будущее.

— Ну что, придешь к нам?

— Я не…

В коридоре послышался стук ботинок. Профессор Смирнов собственной персоной.

— Деда!

Костя втиснулся в объятия старика, едва не сбив его с ног.

— Макс, прости, что заставил ждать. Никак меня не отпускали с конференции.

— Да ничего.

— Ты меня прости еще раз, но мне нужно уехать сейчас. Давай лучше завтра пораньше, к трем приезжай. У меня будет полно времени.

— Может, хотя бы недолго? Задачу разберем вот. Я не смогу до завтра, профессор.

— Двадцать минут. Больше не могу.

Они прошли в кабинет. Профессор сел за стол и несколько минут перелистывал решение.

— Я испробовал все варианты, — Макс нервничал. — Не получается найти решение. Тут чего-то не хватает. Скажите, профессор, где я ошибаюсь?

Смирнов отложил листы.

— Макс, решение великолепное. Все три из них, они все правильные.

— Но оно же не закончено. Оно обрывается на самом главном.

— А это все еще секрет для всех нас. В науке, как и в мире, никогда не будет ответов на все вопросы. Но, возможно, ты когда-нибудь их найдешь.

— Я боялся, что не справился.

— Ты неважно выглядишь.

— Готовлюсь допоздна. Мне еще столько надо изучить.

Профессор снял очки и посмотрел на Макса с искренним сочувствием.

— А ты этого хочешь на самом деле?

— Конечно.

— Чем ты интересуешься, кроме учебы?

— Я… ну, мне нравится учиться. Больше ни на что времени нет.

— Неужели тебе не хочется иногда почитать книгу? Погулять с друзьями, сходить в кино?

— Папа говорит, если я буду тратить время на дурь, я не стану хорошим ученым.

— А как думаешь ты?

Макса вопрос застал врасплох. Он долго молчал, а потом заговорил:

— Раньше я часто читал фантастику. Мне нравилось. Но это же дурь…

Макс осознал — больше ничего у него нет: ни желаний нет, ни фантазии. Его мозг жонглирует цифрами и графиками словно профессиональный циркач. Но вне цирка представления о жизни у него отсутствуют.

— Макс, я с твоим отцом еще не говорил, но, наверное, мы сделаем паузу в занятиях.

— Почему? Я что-то не так сделал?

— Все так, Макс. Ты лучший математик, которого я видел, схватываешь все на лету. И тебя ждет великое будущее.

— Тогда почему вы от меня отказываетесь? Мне нужно заниматься. Я должен научиться. Должен стать таким, как папа.

Профессор встал из-за стола.

— Твой отец найдет тебе другого преподавателя.

— Я же больше ничего не умею.

— А ты попробуй. Сделай то, что хочешь сам. Только так ты научишься делать выбор, а без этого не станешь ученым. Ты можешь быть скован по рукам и ногам, но настоящий ученый должен быть свободен вот здесь, — Смирнов указал пальцем на лоб.

Пока профессор надевал плащ, Макс положил на стол фотографию. Несколько лет он хранил ее у себя, не решаясь показать ни отцу, ни Смирнову.

— Вы это снимали? Там ваши инициалы сзади.

Профессор с недоверием покосился на Макса.

— Кто тебе ее дал?

— Этот мужчина рядом с папой ваш общий друг?

Профессор крутил, вертел фото — тянул время, выдумывая лучший ответ.

— Это Арон Квартович. Мы работали вместе.

— А где он сейчас?

— Умер десять лет назад от инфаркта.

— Вы же знаете, что он сделал, правда?

Профессор тяжело выдохнул и с тоской посмотрел в сторону выхода.

— Арон был одаренным. Он считал, что нет ничего важнее науки. Все свободное время он тратил на учебу. Больше его ничто не интересовало. Он был настолько требователен к себе, что не ценил и не обращал внимания на свои успехи.

— Мой отец присвоил себе его работу. Это так?

Профессор упер руки на стол, опустил голову. Пот выступил на лбу.

— Профессор, вам плохо? Я вызову скорую.

— Стой. Сядь, — он глубоко вздохнул. — Я узнал только много лет спустя. И виню себя до сих пор, но что я мог? Я маленький человек, у меня тоже есть семья. Свой крест я несу. Костя хороший мальчишка, весь в отца. Настоящий мечтатель. Я поклялся Арону, что сделаю все, чтобы он таким и оставался.

— Почему вы не скажете никому?

— Иногда прошлое может разрушить будущее. И мой тебе совет, оставь все как есть. Забудь. Люби и почитай отца, он этого достоин.

«Солнечная» — надпись выцветшей краской на приколоченной наспех деревянной доске. На территории метеостанции насчитывалось четыре деревянных дома и еще несколько сарайных построек, ютившихся на прибрежной равнине. Тут же из снега вырастал покосившиеся забор загона для скота, который на треть был разобран на дрова. Родом весь ансамбль из середины прошлого века, и с тех пор, кажется, ни разу не ремонтировался. Главный жилой корпус, расположенный ближе остальных к берегу, гордо выпячивал массивную крышу в небо. Шифер прохудился под весом снега и от старости. Брус со временем потемнел и окислился. Ставни с бледно-голубым отливом прикрывали затянутые изморозью окна.

Мандарханов затопил печь в главном доме, приготовил еду и заправил постели. Сагал вместе с Пашей и Танькой спустился на снегоходах к метеостанции уже затемно, все были замершие и усталые. Так и упали спать, не поужинав.

Ночью случилось землетрясение. Дома, как сонные коты, только слегка вздрогнули, и дальше засопели. Во время толчков со стороны озера доносились пугающие барабанные вопли ломающегося льда.

— Трясет глубоко под землей, — объяснил Мандарханов. — Раз в месяц так бывает, иногда и чаще. Пугаешься поначалу, а потом привыкаешь. Уснуть помогает.

В восемь утра приехал снегоход. За рулем, точно неотъемлемая часть машины, как двигатель или лыжи, восседал Мотор. В качестве пассажира сзади ехал Брадинкин. Выглядел военврач неважно: щеки посинели, кожа на губах облезла, уставшие глаза навыкат.

По лицу Мотора сразу стало ясно — ночью обошлось без гостей.

Брадинкина завели в дом, уложили на раскладушку рядом с печкой. Отогревшись, военврач дрожащими руками, постанывая, попытался стянуть ботинок, но самостоятельно не смог. Пришлось срезать скальпелем, чтобы извлечь распухшую стопу.

— Ночью холодно было, — с чувством вины сказал Мотор. — Капитан разрешил развести костер только в четвертом часу.