Вячеслав Кумин - Атака Роя [litres]

«Узнать-то узнают, только получив сетку и базы, эти псионы становятся подконтрольны государствам, а точнее корпорациям, что и рулят всем Содружеством», – подумал он.

– Может, все дело как раз в нейросети? Она заставляет работать сердце и поддерживает тело живым, пока душа гулять изволит?

Обдумав мысль со всех сторон, Роев пришел к выводу, что так оно, собственно, и есть, нейросеть и есть та аппаратура, что поддерживает жизнь в теле, только она внутренняя, а не внешняя, и это было крайне печально.

Когда вернулась Эхинацея после очередного своего вояжа, Владислав поведал ей о своих успехах и открытиях.

– Паршиво… – сказала она. – Но, похоже, что ты прав. Не зря ведь нейросети в зависимости от назначения добавляют людям те или иные характеристики: сила, скорость реакции, прочность костяных тканей и так далее. А как твой симбионт? Может, возложить поддержание жизнедеятельности на него? Он ведь, по сути, живой аналог нейросети… вплоть до того, что тоже усиливает костную ткань, реакцию, ускоряет очищение организма от токсинов…

– А мой симбионт дезертир, – хмыкнул на это Роев. – Стоит только телу начать откидывать копыта, как он начинает собирать манатки, чтобы искать новое пристанище.

– Паршиво… – повторила она.

– Но мысль интересная, – задумался Владислав. – Нужно над ней поработать. Может, удастся как договориться. Надо провести дополнительные эксперименты… Ну а ты как? Что-то тебя в этот раз особо долго не было. Возникли проблемы, или может, мне начать ревновать?

– Э-э… – аж опешила от такого наезда Эхинацея и как-то растерянно спросила: – К кому?

– Ну не знаю… может, тут свои киты водятся?

– Вот же ты…

– Или ударными темпами вырастила себе клона и гуляешь где-то, – прохрипел Владислав, когда его начало душить.

Удушение вообще стало любимой забавой Эхинацеи.

– Еще не вырастила.

– Как вообще успехи в этом направлении?

– Да я, собственно, вернулась больше для того, чтобы возвратить суррогатных матерей, они мне больше не нужны. Так что получи и распишись, они в целости и сохранности.

И прямо перед Роевым в каюте возникли два женских тела.

– Ты меня не провоцируй прелестями, а то не посмотрю, что они в бессознательном состоянии… сама ведь знаешь, сколько я тут один болтаюсь без женского внимания. Оприходую сразу обеих, аки спящих красавиц.

– Извращенец! – притворно возмутилась Эхинацея.

Про провоцирование, конечно, было лишь шуткой. Привлечь два обнаженных женских тела не могли, хотя бы просто из-за следов истощения. Кожа да кости. Причем на животе кожа была очень уж растянута, словно медуза какая-то расплылась, что говорило о том, что Эхинацея развивала клонов до максимально возможных размеров, прежде чем извлекла их из утробы и поместила в специальную биокамеру, для дальнейшего роста.

– Ты что, их совсем не кормила, что ли?

– Кормила…

– Ладно, сейчас отправлю их в медблок, разбужу медика, пусть он их подлатает и спать уложит. А ты рассказывай, что делала?

– Да ничего особенного. Решила в одном море устроить водорослевую ванну, а то биомассы для пропитания откровенно не хватает, и чем дальше, тем голоднее будет. А «Золотой рыбке» расти надо. Заодно и океан почистим от химии и металлов, что эти водоросли в себя впитают, – рассказала Эхинацея.

– А внимание к себе не привлечем? А то вот удивятся аборигены такому буйству природы. Ее понимаешь усиленно гнобят, травят почем зря, а она ведет себя словно удобрений добавили.

– Не думаю. Решат, что это естественный процесс, типа эволюционная мутация, так как водоросли я изменила местные. Удивительно, что они сами ничего подобного даже не пытались сделать, ведь затраты совсем небольшие. А там всяких рачков типа креветок добавим. Будет вкусно, питательно и полезно.

– Ну, тебе виднее…

Вновь начались опасные и утомительные эксперименты, вот только «уговорить» мозгового червя симбионта поддержать жизнедеятельность тела при выходе из оного души оказалось даже сложнее, чем, собственно, добиться этого самого выхода.

Симбионт был как-то завязан на ментальную составляющую души, и ее исчезновение приводило к тому, что мозговой червь решал покинуть носителя. При том, что даже очень тяжелое ранение, по сути смертельное, не провоцировало побег, а наоборот симбионт всячески пытался сохранить жизнь носителю. Это было явно инстинктивное поведение, а инстинкт – базовая программа.

«Если этот червь является разработкой древних, то они явно не доработали свое творение», – с раздражением после очередной неудачи думал Владислав.

– Или же все дело в самостоятельном эволюционном развитии организма в течение многих тысяч лет, неудивительно, что за это время какие-то заложенные функции были сброшены и организм вернулся к изначальной базовой составляющей…

Но в мире ничто никуда окончательно не исчезает, особенно если дело касается генетики. Так курицу вполне можно сделать вновь зубастой, какими были ее предки динозавры, которым зубы стали не нужны и остался только клюв. Так и тут, незадействованная функция скорее перешла в глубоко спящий режим, осталось ее только разбудить.

«Надо как-то убедить симбионта, что покидание тела душой это не смерть, а своего рода тяжелое ранение и что следует продолжать поддерживать жизнедеятельность тушки», – подумал Роев.

Это и составляло основную сложность, так как в псионическом плане мозговой червь практически не ощущался и на ментальное программирование не поддавался, что было в общем-то логично, иначе другой псион мог легко отдать приказ симбионту или через симбионта его носителю.

– Нужно выработать ему условный рефлекс, – предложила Эхинацея во время очередного возвращения.

– И как ты себе это представляешь? – спросил Владислав.

– Перед покиданием тела нужно нанести этому телу достаточно серьезное ранение…

– Чтобы симбионт занялся излечением и не обратил внимания на исчезновение души?

– Угу. Ну и чтобы он понял взаимосвязь между излечением ранения и возвращением души.

– В конечном итоге остановка работы сердца будет восприниматься им как ранение…

– Именно. Симбионт будет поддерживать работу сердца, «зная», что душа, в конце концов, вернется.

– Бр-р… – поежился Владислав. – Никогда не понимал мазохистов, а именно этим мне и предстоит заняться, причем в тяжелой форме…

– А никто не говорил, что будет легко.

– Да уж… Что ж, никаких других идей все равно нет, так что придется заняться дрессировкой мозгового червя, – согласился Роев.

Энергозатратные тренировки дико выматывали и удовольствия точно не добавляли, ведь приходилось наносить себе довольно серьезные раны, а Владислав к почитателям садо-мазо никак не относился, но мало-помалу через кровь и боль (заблокировать чувствительность не проблема, но тогда симбионт не воспримет ранение как серьезную угрозу жизни носителю) что-то стало получаться. И чем дальше, тем сильнее был прогресс в дрессировке мозгового червя.