Катэр Вэй - По дорогам Империи [publisher: ИДДК]

В третий день после праздника ни свет ни заря на порог их дома явился Сава и спросил у отца взять на время самоходку. Он собирался отправиться к матери в Озерск: проведать жену, разузнать, не родила ли, да сообщить родне гордую весть о том, что Федун теперь мужчина, ну и узнать у сестры, прошел ли такой же обряд ее сын. Разница в возрасте у их детей ведь всего несколько дней. А так как Ардынка, выйдя замуж, сменила не только хату, но и деревню, а Федун едет с отцом, то за старшего в доме теперь остается Митек, и на попечении его шесть младших братьев и сестер-погодок. Сава очень нервничал и хотел побыстрее добраться туда и вернуться обратно, поэтому и пришел просить транспорт. Своего-то подобного отродясь не было: не по карману его семейству подобная роскошь. Отец, естественно, дал свою самоходку, которая, в отличие от дедовой, почти не пострадала в ночных гонках, а мать заверила соседа, что пошлет дочерей в помощь Митьку да и сама к вечеру наведается с проверкой, посмотрит, все ли у детей в порядке, накормлены ли, да и вообще, для успокоения души своей – все же, не совсем они ей чужие, соседи, как-никак.

Не успел Сава выехать со двора, как явился помощник Люта и позвал отца. Сказал, что явился человек от князя, и дело дюже важное, просил поторопиться. Вот и выходило, что Митяю сегодня, да и завтра, не до гулек с закадычным дружком, мать вся в хлопотах домашних, потому как девочек дома не будет, а отец, несмотря на выходной день, ушел на важный Совет, и даже погода с утра обещала быть теплой, солнечной. Ну, вот и как не воспользоваться таким подарком судьбы и не сгонять по-быстрому в «пещеру»? Калин сказал отцу, что хочет ненадолго сходить в лес для отточки охотничьих навыков, которые получил от их лучшего охотника Степана, к которому его уже давно пристроил Лют в ученики. Отец уже в дверях дал на то разрешение и быстрым шагом устремился вслед посыльному.

– Посидел бы ты дома, сынок, – вздохнула Инала, закрывая за мужем двери. – Вот, неймется тебе, шальному, все по чащобам этим рыскать. Ладно, еще со Степкой когда, али с батькой, но одному… А вдруг, зверь какой, а?

– Мам, ну, что ты переживаешь, не боись, я же обучен, умею себя в лесу вести, а коли зверь какой встретится, так это же хорошо.

– Чего же тут хорошего?

– Ну, как чего? – усмехнулся мальчишка, натягивая уже второй сапог. – Свежатина к ужину будет, а коли с шерстью мягкой, так воротник тебе к зиме!

– Ой, дурень-то, дурень! – всплеснула Инала руками. – Да не дай Боги, мягколапа тебе встретить, ты даже не представляешь, как этот зверь коварен и опасен! Знаешь, что, прежде чем в лес идти, зайди в Храм и поставь лучину зажженную у ног покровителя вашего. Да вот, – она полезла в сундук и достала пару цветных платочков. В маленький насыпала соль со специями (больших денег в деревне она стоит, и купить можно только на великом торгу или в городе), а в платок побольше она положила краюху хлеба, также от души посоленную, пустую плошку и глиняную бутыль с молоком. – А это – лесовичку в подарок, ток молока в плошку налить не забудь, понял?

– Понял, мам, спасибо, – он сложил подарки в походную суму вместе со своим обедом. – Ты у меня сама лучшая, – чмокнул он мать в щеку и был таков.

Инала, стоя на крыльце, прижала к груди висевший на шее родовой оберег и зашептала охранную молитву в спину сына.

Калин не придал значения тому, что на площади несмотря на столь ранний час уже собралось изрядно народу. Также он не видел, как с восточной стороны уже после обеда над дорогой в деревню поднялся столб пыли от копыт отряда десятника Крама, потому что в это время он уже вовсю орудовал в подвальном хранилище бывшего музея, увлеченно ковыряясь в древних экспонатах. А вот Сава, который почти доехал до Озерска, почуял неладное и, не раздумывая, рванул назад.

Вернулся Калин затемно и был сильно удивлен и не на шутку встревожен вечерней, нездоровой суетой в родной деревне. Некоторые калитки стояли нараспашку, горели факелы во дворах, то и дело из хат слышались женские рыдания и стенанья. Люди то тут, то там толпились кучками, тихо переговариваясь, и, завидев мальчика, подозрительно замолкали, провожая его очень странными взглядами. Домой он уже не шел, а бежал, даже летел на всех парах и, уже подбегая к своему забору, увидел толпу людей, скорбно опустивших головы при его появлении. Сердце сдавило с такой неистовой силой, что аж в глазах потемнело. Калитка и двери в хату были открыты нараспашку, кругом факелы, люди в застывших позах.

Дед лежал на обеденном столе, накрытый белой скатертью с черными птицами и ликами Богов. На лавке, у изголовья покойника, сгорбившись, сидел позеленевший и вмиг постаревший Юр, с обвязанной головой и расплывшимися темно-фиолетовыми синяками под обоими глазами.

– Отец, что случилось?

– Вот так все и было, – тяжело вздохнув, закончил свой рассказ о минувших событиях Юр и в упор посмотрел на Калина. В глазах читался вопрос: осуждает или нет?

Мальчик сидел, молча опустив голову, а по щекам его текли слезы, капая у ног крупными кляксами на потемневшие от времени половые доски.

– Мама где? – еле выдавил он сквозь слезы.

Юр посмотрел на дверной проем, ведущий в родительскую спальню.

– Спит она, – тяжело вздохнул. – Бабы там, соседки, хлопотали над ней, настойками успокоительными да отварами всякими отпаивали. Не дайте Боги, опростается раньше срока… еще и это дитя потеряем.

Калин так и сидел недвижимой куклой, ничего не видя вокруг, только слушал отца, корил себя и лихорадочно размышлял над тем, как все исправить.

– Я… верну… их, – борясь со спазмами, давившими горло, просипел Калин. – Верну. Клянусь, отец…

Юр молча опустил свои тяжелые, широкие ладони на мелко дрожащие, такие хрупкие плечи сына.

Лучины над телом покойника догорали. Служитель храма, не переставая бубнить молитву, периодически заглядывая в здоровенную книгу, недобро зыркнул на своего служку. Тот встрепенулся, словно ото сна, и поспешно сменил в светце лучины. Монотонный басовитый голос чтеца заполнял собою все пространство помещения, будто туман, такой густой, что его, казалось, можно было потрогать.

Люта похоронили на следующий день, подпалив погребальный костер на закате. Собралась вся деревня. На похороны главы пяти Старейшин приехал Княжеский управляющий. После ритуальной церемонии он подошел к Юру.

– Здрав будь, многие лета тебе, – приветствовал он нового главного Старейшину, виновато опустив глаза в землю.

– И тебе не хворать, Стривор, – нехотя, сквозь зубы прорычал Юр, наградив старика испепеляющим взглядом.

– Не мог я… – проблеял тот, прекрасно понимая, в чем его винят, а главное, он и сам себя чувствовал виноватым.