Катэр Вэй - По дорогам Империи [publisher: ИДДК]

Что знал Калин о сердечных приступах? Да практически ничего кроме того, что человеку нужно немедленно дать свободный доступ к дыханию – убрать все то, что мешает, и напоить таблетками, предназначенными специально для этого. Но нужных лекарств у него нет, зато они должны быть у Веды. Перевернув отца на спину, мальчик оголил грудь, приложил ухо – сердце бьется, но прерывисто и с нарушением ритма. Бросился в хату за водой, спотыкаясь об половики… Попытался напоить отца, немного удалось. Кинулся обратно в помещение, снося по пути неудачно попавшийся под ноги табурет, в полумраке нащупал разделочную доску и, вынув из печи уголек, едва различая, написал:

« Юру плохо с сердцем! Срочно! Помоги! ».

Перевернув попутно еще какую-то посуду, сломя голову вылетел во двор и заорал во всю глотку:

– Мурка! К Веде! Бегом!! – сунул доску в пасть навке и ломанулся открывать ей калитку.

Больше мальчик не знал, что делать, и бессильно взирал на распластанного отца, постоянно поглядывая в сторону улицы – время тянулось смолой…

Инала как встала столбам с распахнутыми в ужасе глазами, так в растерянности и стояла, сжимая свое лицо ладонями и бормоча одно и то же:

– Силы небесные, мамочки, Юрочка, что с тобой? Что с тобой…

Калин стянул с себя рубаху и принялся ею размахивать над лицом отца, нагоняя свежего воздуха, периодически смачивая его губы водой. Просто так, без действий он не мог сидеть и ждать.

Веда явилась босая, в ночной сорочке с накинутым поверх пуховым платком, но с корзиной со снадобьями, а следом прибежала и растрепанная, запыхавшаяся Марьянка, приемная дочка врачевательницы.

Своих детей Боги им с мужем не дали, а когда случился мор в округе, они взяли себе на воспитание сиротку. Прошло с тех пор много лет, девочке недавно исполнилось четырнадцать, и в этом году она прошла обряд взросления. Даже жених нашелся ей, и Веда сильно переживала, что с семьи он с неудачной, что лучше бы и не находился такой вовсе, но Марьяна уже взрослая, и родители не в праве запретить дочери идти замуж за этого голодранца. Хотя засватал он девочку как Императрицу – шелком. Вся деревня в тот вечер диву далась, а подружки дочкины слюной от зависти изошли, иные и ядом подавились. Дочь же, хоть и внешностью от местных сильно отличалась, но характером была послушна, работящая, а главное, что больше всего Веде нравилось, тяга у ребенка была к врачеванию, и получалось у нее это дело очень хорошо. Вот и в этот раз она не осталась досыпать в теплой постели, а побежала на помощь к человеку вместе с матерью.

Юра отпоили микстурами и кое-как затащили в хату. На кровать мужчину поднять не смогли: больно тяжел он оказался для двоих подростков и женщин, одна из которых сама еле на ногах стояла, и тяжести поднимать в ее-то положении вообще категорически запрещалось. Потому волокли мужчину трое, а Инала только настелила на полу одеял – туда его и уложили.

Юр ненадолго пришел в сознание, окинул всех блуждающим мутным взглядом и уснул.

– Это действие лекарства, – поспешила втолковать обеспокоившейся родне лекарка. – Он спать теперь где-то до обеда будет, а потом я ему других снадобий дам. Ничего, скоро поправится, не переживайте. Вовремя вы меня позвали, а главное, как верно болезнь-то подметили. Не знай я, чего случилось, могла бы не то взять, а бегать туда-сюда – это время, а время в этом случае ох как дорого. Мурайка-то ваша меня саму чуть к праотцам не отправила, напугав до полусмерти. Калитку вынесла напрочь, окно сломала да как взревет своим голосищем на всю хату. Ох, и переполоху натворила. А мужу теперь на сегодня задачка будет – починить разруху, – усмехнулась женщина. – Ну, ничего, пущай, а то калитка давно уже скрипела, а ему все некогда да некогда, заодно и окно сменит на новое.

– Ага, а я Феденьку кликну, пущай батьке поможет, заодно, глядишь, и сдружатся, – добавила Марьяна, тихонько хихикнув. – Навка ваша такая умная, удивительно просто. Наша дура ни в жизнь бы не сообразила, куда бежать и чего нести, а эта доску из пасти маме прямо в руки дала и топталась на месте, мычала и головой указывала в сторону вашего дома. Даже отец, не читая записки, понял, что у вас беда и надо к вам срочно поспешать. Вот бы и наша такая была, но где там, своенравная, да еще и куснуть может. Выдрессировал бы ты ее, как и свою, Калин. Смогешь?

Мальчик не успел ничего ответить, потому что в этот момент в хату вошел невысокого роста коренастый мужичок с аккуратно стриженой бородкой и длинными волосами, стянутыми кожаным ремешком на лбу.

– Здоровья у хату, – поздоровался вошедший.

Марьяна тут же подскочила к мужчине.

– Ой, папа. Да мы управились уже, вовремя успели. Видишь, спит дядька Юр.

– Вижу, хорошо управились, что человек у вас на полу валяется. Дюже хорошо, – и посмотрев на свою жену, спросил у нее: – На койку покласть али так надобно?

– Да можно и переложить, давай, подсоблю тебе, – поднялась Веда с лавки и принялась помогать мужу.

Калин тоже кинулся на помощь, но его отослали быстренько подготовить постель, что он с усердием и исполнил.

Отец проспал до вечера. Веда приходила несколько раз, поила обоих родителей настоями из трав – каждому от своего заболевания, и, в очередной раз объяснив мальчишке врачебные предписания, вновь уходила. Пару раз забегала и Марьяна глянуть, все ли в порядке и не нужна ли Калину какая помощь: поесть сготовить, больных накормить, но мальчик справлялся со всеми делами самостоятельно. Чему-чему, а кашеварить в своей жизни он научился уже давно, тем более, сейчас мама подсказывала, чего да как надо делать, а почистить, нарезать и сунуть в печь – это он и сам мог.

Вечером Инала лично кормила мужа с ложки и вообще, как только слег супруг, она заметно взбодрилась, взяла себя в руки и даже перестала без конца лить слезы. Калин не давал ей особо перетруждаться, но женщина прямо-таки рвалась в бой. День пролетел незаметно, так же минул и третий, и шестой… Оба родителя шли на поправку, а на седьмой день явилась бабка Взора.

С юга и востока высились скалистые горы, с западной стороны – тайга, а посреди этих скал и лесов раскинулась огромная территория непроходимых туманных болот; туда-то путники и направлялись.

Первый день по лесу идти было привычно вполне – места-то знакомые, но дальше суточного перехода Калин ни с отцом, ни со Степаном не ходил, а вот старая ковыляла неторопливо, но целеустремленно по давно известной тропе. К вечеру второго дня путешественники вышли к одинокому скалистому камню, сплошь поросшему ярко-зеленым и голубым мхом с крохотными белыми и желтыми цветочками. Заприметив издалека это растение, бабка алчно оскалилась, причмокнув почти беззубым ртом, слюну, видимо, подбирая, и заметно прибавила ходу, радостно кряхтя и покрякивая при каждом шаге. Интуиция подсказывала мальчику, что мох этот совсем не простой, не зря же старая так припустила к нему, чуть ли не вприпрыжку. Не секрет, что бабка славилась на всю округу любительницей галлюциногенов, потому Калин предположил, что «паслась» старушка на подобном камне не впервые.