Катэр Вэй - Меня зовут Ворн [publisher: ИДДК]

Норг присел на корточки подле разбитого крыльца, укрывшись в тени навеса, и от нечего делать принялся колупать ногтем трухлявую древесину, внимательно рассматривая труды своей деятельности. Гриня с упоением наблюдал за полетами мрякула, приложив руку козырьком и щурясь от яркого света, он восторгался его кульбитами. Гобла, усевшись по-турецки прямо посреди двора, крутил между пальцев собственноручно сплетенную из кожаных ленточек змейку с янтарного цвета камешками на месте глаз, блаженно жмурясь и получая удовольствие от солнышка. Безмятежность и счастливый вид лица хумана вызывал легкую зависть у хмурого Норга, который оперся плечом о бревенчатую стену дома, тоже укрывшись от жары, и, как бы невзначай шаря глазами, цепко следил за округой. Он не понимал, как можно всегда быть в хорошем настроении. Гобла, как и Норг, владел двуручным боем, и на тренировочных спаррингах он вечно подтрунивал над северянином, даже когда проигрывал.

Калин, задумчиво меряя шагом двор, нарезая круги, поглядывал на улицу сквозь прорехи ограждения и размышлял о разном; мысли его, как блохи, скакали, обгоняя одна другую – ему было любопытно, кто этот человек, зачем пришел, и о чем они сейчас там говорят. Почему всех выставили вон? Когда они отправятся дальше? Как выглядит Николот? Город ему представлялся обнесенным высоченной стеной с тупыми зубцами и узкими бойницами. Обязательно широкий и глубокий ров, возможно, с хищными рыбами, а лучше с крокомутантами какими-нибудь, и перекидной мост на толстых цепях, а как же без него, если есть ров. Массивные деревянные ворота, обитые железом, темный коридор во всю толщину стен и даже больше и решетка по ту сторону тоннеля на случай, если враги сломают ворота. Тогда решетка их задержит, и защитники города смогут обливать противника кипящим маслом, водой, закидать камнями, колоть копьями сквозь прутья преграды и многое другое, что Калин видел в исторических фильмах. А дома, наверное, там красивые, высокие, с острыми черепичными крышами и флюгерами на пиках. Улицы чистые, выложенные, понятное дело, не асфальтом и не плиткой, но хотя бы камнями или еще чем-нибудь. Должны же были местные додуматься до чего-то, чем умостить землю, столица же все-таки. Люди все важные, в дорогих одеждах… и рабы. Калин помнил, что ему рассказывали про Николот, там много рабов, даже рынки есть. Их-то, рабов, сразу видно – в железных ошейниках, битые, тощие, с черными кругами под впалыми глазницами и в сером, или даже бесцветном от грязи и пыли рванье. Калину так явственно представились эти люди, что он даже узнал среди них своего друга, Митяя. Он стоял молча и глядел так грустно, с осуждением. «Ну, что же ты, Калин, не идешь? Где же ты, дружище?» – говорят его глаза, полные боли и горечи. Калин тряхнул головой, скидывая картинку. Потер ладошками лицо. Мокрое. Холодный пот прошиб и спину. Впитавшая его рубаха прилипла и неприятно тянула. Калин выпрямился, отдернув ткань. Дверь хибары отворилась, в проеме показался мужик с козлиной бородкой. С серьезным видом, ни с кем не прощаясь, молча прошел мимо и вскоре скрылся с глаз.

Норг проводил его хмурым взглядом, плюнув сквозь зубы вслед. «Лишние уши» вернулись в хибару. Никто ничего спрашивать не стал.

«Если надо, Лаки сам все расскажет, а нет… ну, на нет и суда нет», – думал мальчик, с отрешенным видом пережевывая вяленое мясо и уже давно высохшую и превратившуюся в жесткий сухарь хлебную лепешку.

Мрякул вихрем ворвался в распахнутое настежь окно, спикировав чуть ли не на разложенную еду, но совести у него все же хватило вопросительно заглянуть в глаза мальчика, прежде чем стянуть что-то со стола. Калин достал нож, разделил напополам свой кусок и часть отдал зверю. Провианта оставалось мало, и сколько они еще будут в пути, он не знал, и удастся ли пополнить запасы в ближайшее время, мальчику тоже было неизвестно, поэтому он не взял еду с общего стола, а поделился тем, что уже ел сам. Нушик заметил это и отрезал еще ломоть, протянул его ребенку.

– Ешь. Сегодня будет чем ужинать.

После полуночи козлобородый снова явился и повел всех неизвестно куда. Хотя неизвестно было Калину с Гоблой, да Норгу с Гриней, а вот Лаки с сыном прекрасно знали, куда и зачем они идут.

Шли молча, тихо и быстро, петляя по узким, вонючим улицам трущоб. Луна лениво поднималась по небосклону, все больше и больше заливая светом город. Зашли во двор, спустились в подвал. Козлобородый отодвинул в сторону громоздкий шкаф на удивление легко и беззвучно, будто тот по смазанным жиром полозьям проехал, и, войдя внутрь, зажег факел. Влажные каменные ступени вели вниз. Пахло прелостью и грибами. Где-то звонко, отдавая эхом, капала вода. Узкий коридор с низкими потолками вскоре вывел путников в довольно обширный туннель, а затем и в грот с множеством ходов. Нушик шел уверенно, было заметно – он знал дорогу.

– Удачи, – пожелал провожающий, обращаясь к Лаки и Нушику, когда все вышли из рукотворных проходов в созданную природой пещеру с мелкой речушкой.

Нушик молча кивнул в ответ, а Лаки и вовсе никак не отреагировал. В голове Калина снова зашевелились уже притихшие вопросы.

Еще пара минут бодрого шага, и путники вышли из пещеры в лес. Протоптанная тропа ясно различалась в лесном полумраке. Вскоре, окончив вилять средь могучих стволов и кустарниковых зарослей, она выплюнула путников на широкий тракт, где их поджидал караван из крытых телег, запряженных разноцветными обычными марами.

– Здравствуйте, хозяин, – подбежал к Нушику с дедом на плечах низкого роста мужичок и, кланяясь, блеснул лысиной, поймавшей лунное отражение.

Калину показалось, что у него вместо головы бильярдный шар. С таким «маяком» головной убор носить надо – за версту видать же.

Мерное покачивание и предрассветное время сморили мальчишку в сон. Изначально телег было шесть, но по ходу дороги их число таяло. Транспорт, который вез Калина и компанию, свернул в сторону, не доезжая до столицы полпути. Остановились они в большом селе, разросшемся практически до размеров города. Но то, что это именно деревня, было понятно без слов. Босоногие жители в самотканых некрашеных одеждах. Голожопая детвора вплоть до пяти-шести лет бегала в одних рубашонках, едва прикрывавших срам. Штаны носили ребята те, что постарше. Местная шантрапа с плохо скрываемой завистью и напускным презрением, собравшись стайкой, пожирала взглядом одетого по взрослому (!), в обувке (!!), да при оружии (!!!) Калина с мрякулом на плече и с невиданной никогда ранее, чудно сшитой заплечной сумкой, на которой красовалось множество кармашков и петелек. Как им хотелось хотя бы пощупать эту диковину. Каждый из них мечтал оказаться на месте этого пришлого щеголя и заиметь такого ручного мрякула, чтобы тот так же покорно сидел на плече, никуда не сбегая и не кусаясь. Мрякулы – не удивление, их хватало в каждом доме, но чтобы вот так, приручить – не выходило ни у кого, да и мыслей прежде таких даже не возникало. А теперь возникло. Выскочившие из местной харчевни, у которой остановилась телега, работники принялись споро разгружать прибывший груз. Нушик вошел в заведение по-хозяйски. Дородная баба в замызганном кухонном переднике выпорхнула во двор и заискивающе раскудахталась о том, как она рада видеть дорогих хозяев, и что у них в харчевне все в полном порядке, и она сейчас вкусно покормит дорогих хозяев и их гостей, уставших с дороги. Почему-то эта женщина Калину напомнила повариху из детского дома. Возможно, из-за схожих размеров, а может быть, из-за манеры общения – та тоже вечно квохтала и всех желала накормить.