Юн Ли - Стратагема ворона [litres]

– А математику все равно провалил, – весело сказал Джедао.

Это было правдой. Хотя Джедао обладал превосходной геометрической и пространственной интуицией, его познания в области алгебраических основ календарной механики были в лучшем случае сносными. Куджен задумывался о том, чтобы вылечить дискалькулию, но удобнее было этого не делать.

Куджен посмотрел на главный дисплей. У него были некоторые инструменты, про которые Рахал не знали. И в результатах его измерений главный сигнификат – «Лис, коронованный очами» – никогда не менялся. Это означало, что Джедао не просто пострадал меньше, чем казалось, он ещё и манипулировал ситуацией. Но пока что Куджену не удалось поймать его с поличным.

С сетью многочисленных вторичных сигнификатов пришлось поработать дополнительно. Куджен изрядно потрудился, чтобы заменить проблемного «Жертвенного лиса» в мотивационных вершинах на более покорный «Кубок розы», тот-что-принимает.

– Джедао, – сказал он. – Мне придется тебя демонтировать. Будет больно.

Куджен знал, как дать верховному генералу Шиан половину того, что она хотела. Сделать Джедао нормальным и полезным, вернуть ему способность, которой он обладал при жизни. Во всех последующих действиях Куджену придется отталкиваться от неё, потому что он недостаточно хорошо понимал это свойство, чтобы вмешиваться в его суть, но такой план можно было воплотить в жизнь. Он мог превратить всепоглощающее чувство вины в желание что-то исправить. Самое трудное – дать Джедао чувство меры. Он обладал критичностью планетарного масштаба.

И конечно, это была лишь половина того, что требовала Шиан. Если Куджен хотел внушить Кел, что он под них лёг, придется притвориться заложником их желаний.

– Нирай-чжо, – сказал Джедао. – Я создан, чтобы служить. Если такова суть моей службы, неважно, насколько это больно.

Печальный побочный эффект нынешнего состояния Джедао заключался в том, что он перестал быть интересным собеседником. Слава богу, это было временно.

– Прекрати говорить о службе, – сказал Куджен.

Небольшая пауза.

– О чем бы вы хотели поговорить?

– Ты даже не собираешься спросить, почему я должен разобрать тебя на части?

– Это не имеет значения, Нирай-чжо, разве что вы сами мне расскажете. Полагаю, у вас есть для этого веская причина.

Если Куджен не ошибался, Джедао пытался… его утешить.

– Есть одна вещь, которую я могу для тебя сделать, – сказал Куджен, потому что проще было работать со спокойным субъектом, а после некоторого момента Джедао уже не поймет, что его обманули. – Я не говорю, что сейчас ты в значительной степени кукла, пусть даже тебе и непонятно, о чем речь, но ты и не сходишь с ума от желания покончить с собой. Я могу стереть твою память об этом времени. Ты будешь сломан, но не вспомнишь, что тебя когда-то залатали. Возможно, это уменьшит боль.

– Если это вас порадует, Нирай-чжо…

Раньше Джедао понимал, насколько рискованно говорить такое.

– Я спрашиваю, что предпочтешь ты.

– Я хочу помнить, – сказал Джедао, и его голос внезапно стал твердым.

Итак, он все-таки не до конца утратил понятия о боли, гордости или мерзких сделках. Славно.

– Отлично, – сказал Куджен. – Начнем прямо сейчас.

Он щелкнул переключателем, оставив Джедао в ловушке «черной колыбели» с её сенсорной депривацией.

В течение следующей недели Куджен изменил настройки так, чтобы слышать Джедао, не давая ему услышать себя. В отличие от Эсфареля, генерал не разговаривал сам с собой. Если бы не показания приборов, Куджен мог бы подумать, что его подопытный умер.

Он начал разбирать конструкцию, которую соорудил, чтобы стабилизировать Джедао, намереваясь заново встроить в неё желание умереть.

После семи месяцев и трех дней полной изоляции Джедао нарушил молчание.

– Нирай-чжо? Вы здесь? умоляю…

Его голос дрожал.

Куджен не ответил. Вместо этого он принялся за тщательный труд по подавлению воспоминаний Джедао, раз уж тот сломался. Если Куджену суждено провести вечность в чьем-то обществе, пусть этот кто-то будет приятной компанией. Эсфарель в «черной колыбели» сошел с ума, но с тех пор Куджен придумал кое-что получше. К тому же генерал, раз уж он продержался до сих пор, был более стойким.

Через шестнадцать дней после того, как Джедао заговорил, Куджен заметил, что он бьется в конвульсиях. Приборы это не фиксировали, но он, будучи ревенантом, все чувствовал сам. Эсфарель тоже так делал, когда только стал немертвым и пытался выяснить, как убить себя.

Восемьдесят три дня спустя, когда Куджен уже думал, что может перейти к следующему этапу, Джедао снова заговорил, очень тихо.

– Куджен, пожалуйста. Мне вас не хватает. Здесь так темно. Вы… вы тут?

Это был не страх.

Это было одиночество.

Куджен, так уж вышло, знал: даже монстрам нужно общество. Или, во всяком случае, публика.

– Заткнись, – сказал он с внезапным раздражением. Единственной причиной, по которой они оказались в такой ситуации, была нелепая стратегия Джедао. – Заткнись, заткнись, заткнись.

Джедао все еще не слышал его. Ничего не слышал.

Куджен вернулся к работе.

Куджен задумался о Махаре. Он взял блестящего молодого студента и необратимо его испортил, оказал ему услугу, какой не смог бы оказать никто другой, пообещал ему роскошь, власть и жизнь брата в обмен на использование его тела. С учетом обстоятельств, якорь вел скромную жизнь, но это было его дело.

Куджен четко изложил условия. Он уже давно понял, что в таких вещах лучше быть откровенным. В справедливом мире он должен был превратиться в кучку праха под каким-нибудь камнем, а не торчать среди живых, паразитируя на себе подобных, но справедливость его никогда не заботила.

Давным-давно один наставник сказал ему, что он может сделать много хорошего с его удивительной одаренностью в технических областях. Восстановительная психохирургия беженцев и ветеранов. Новые, лучшие мот-двигатели. Время от времени – статьи об алгебраической топологии. Он мог бы сделать все это – и, в конце концов, сделал, – но ничто не меняло того факта, что однажды он умрет.

Как оказалось, можно починить календарь, чтобы обмануть смерть. Даже Рахал не умели делать с календарем то, что умел Куджен. Конечно, не обошлось без издержек. Календарь сделал поминальные церемонии еще более вездесущими, чем в детстве Куджена.

Бессмертие не превращает человека в чудовище. Оно просто показывает ему самому, каким чудовищем он и так уже является. Нирай Куджен мог бы предупредить своих собратьев-гекзархов, но куда интереснее будет наблюдать, как они сами это обнаружат.

Кируев с трудом удержалась, чтобы не уставиться на дверь в командный центр. Продолжающееся отсутствие Джедао во время участия в боевой операции было проблемой, но если Кируев оцепенеет, станет ещё хуже. Кроме того, инструкции Джедао, хоть и требующие большой веры, были недвусмысленны.