Артем Мироненко - Земля – лишь ферма

– Да хоть аэромаздами, мне без разницы!

Они, конечно, уступали земным автомобилям по экстерьеру, но их летательная способность, на мой взгляд, давала тысячу очков форы всем этим тюнингам, дизайнам и грациозным формам. Вряд ли среди автолюбителей нашелся бы тот, кто отказался бы обменять свою жутко дорогущую и наипрекраснейшую колымагу на неброский аэромобиль. Хотя, возможно, нашелся бы, и, наверное, даже не один, но я в любом случае примкнул бы к большинству, пожелавшему обменяться не задумываясь. Да что там говорить, если мои руки уже сейчас так и чесались по-рулить одним из этих воздушно-транспортных средств.

– У нас с Давидом будут такие тачки?

– Если удастся вас пропихнуть в распорядители, то через некоторое время такая потребность может быть удовлетворена.

– А у тебя есть?

– На кой она мне с моими-то размерами?

– И то так…

Все это время я понемногу перемещал взор вправо, жадно изучая все, что видел, пока вдруг не уперся в то, от чего у меня чуть не отвисла челюсть. Зеленый человечек не врал! То самое чудо, так рьяно им восхваляемое и так рьяно мною в мыслях отвергаемое, все-таки существовало.

Оно находилось где-то вдали за боковым утесом скалы, бросая тень на изрядную часть города. Колоссальных размеров разноцветные «слезы», едва проглядывающиеся из-под цветущих зарослей, будто заявляли о своем господстве над всей долиной или даже над всей планетой. Казалось, чудо-небоскреб пробивал не только белоснежные облака, но и предельные слои атмосферы, уходя далеко-далеко в космос и теряясь в его бесконечности, становясь самой бесконечностью.

– Яп-тур-бек-ткассс!.. – визг долговязого вынудил нас вздрогнуть и резко обернуться.

Их было трое. Синхронно выставив левые ноги, они сделали полутораметровый шаг, покидая лифт нэускафа. По мне, так все долговязые были на одну рожу и отличались друг от друга разве что только комплекцией, но коротышка умел их различать и знал, кто именно загорланил. Подбежав к самому щуплому, стоявшему в середине тройки, он встал на колено, опустил голову и с хрипотцой в голосе скомандовал:

– Постройтесь и преклоните колено перед евнухами яйцеголовыми!

Еле сдерживая смех, мы исполнили приказание.

Скривив рот в подобие улыбки и довольно покивав, щуплый похлопал Серебана по голове, но на этот раз уже легонько, как бы хваля его. Затем коротышка выслушал целый ряд непонятных для нас буквосочетаний, буркнул что-то в ответ и подошел к обрыву. В то же мгновение из транспортного потока вырвались два зазуаркаса и по наклонной вверх направились к скале.

– Бар-буп-еп!.. – посмотрев на щуплого, отчеканил коротышка.

Не прошло десяти секунд, как аэромобили просвистели над нашими головами, сделали круг вокруг нэускафа и, не касаясь поверхности скалы, резко остановились в нескольких метрах от нас. Под возгласы долговязых боковые овальные двери золотистых зазуаркасов сложились гармошкой, обнажив довольно вместительные салоны. В них размещалось по двенадцать широких сидений с высокими спинками, включая водительские. Пассажирские кресла пустовали, а за штурвалами восседали долговязые.

Щуплый и его собратья загрузились в один из зазуаркасов и, отлетев от обрыва, скрылись в окрестностях города. Мы наконец поднялись с колен.

– Занимаем места согласно купленным билетам! Что означает: я спереди, а вы где-нибудь сзади! – Серебан лихо запрыгнул в аэромобиль, парящий в полуметре над поверхностью скалы, и, вскарабкавшись на крайнее сиденье первого ряда, сложил руки за головой и откинулся на спинку. – Пошевеливайтесь, ребятки, долговязая тварь ждать не будет, но и здесь вас не оставит! Сбросит в пропасть или поджарит из пушки, и поминай как звали!

– Ты бы фантастикой поменьше увлекался, особенно боевой, – помогая докторше залезть, решил я немного разрядить обстановку, – иначе последствия для твоих зеленых мозгов могут оказаться весьма плачевными. Если же за друга своего срантисофурийского попросить хочешь, то так и говори, а не сочиняй какие-то там небылицы про непобедимых супергермафродитов. – Следом за Натали залез и я. – Ладно, уговорил, пусть пока поживет твой домашний питомец.

Натали и я заняли второй ряд, Дашка, Кирилл и Давид – третий, а папаша и сын разместились в последнем.

Коротышка велел пристегнуться. Для этого требовалось нажать маленький рычажок на подлокотнике и приподнять руки. Что мы и сделали, ожидая блочных устройств, как на нэускафе, но вместо них из левого бока спинки сиденья выдвинулся плотный тканевый пояс. Покрыв часть груди и живота, он состыковался с правым боком и затянулся до упора.

Долговязый нажал кнопку на торпеде, и двери-гармошки распрямились, не оставив на себе ни малейших выпуклостей или вогнутостей. От мест соединений также не осталось и следа, двери будто слились с корпусом. Он ткнул пальцем в еще одну кнопку, но уже на потолочной сенсорной панели, и откуда-то сзади раздался щелчок. Не считая крыши, верхняя половина зазуаркаса начала становиться прозрачной.

– Бер-сиф-жупар!.. – пробасил долговязый.

– Дап-юрп-пяс!.. – ответил коротышка, но не забыл кое-что добавить и на нашем, на могучем: – Пошел ты! Пошел ты! И еще раз пошел ты!

– Что там, зелененький? Домогается? – ухмыльнулся я.

– Ага, разве что в своих снах. Взлетаем, говорит.

– Чего ж тогда так грубо?

– Для морального удовлетворения. Попробуй, тебе тоже понравится.

И я попробовал. Обходя стороной матерные словечки, ведь в салоне присутствовали дамы, я высказал все, что думал о долговязом существе и о его долговязом семействе. Однако на мне эта жутко увлекательная игра «круче тот, кто осыплет лысую, безухую и страдающую гигантизмом голову наиболее изобретательными проклятиями и унизительными оскорблениями» не заканчивалась. Ее подхватили девчата, но, в отличие от меня, они не стали ограничиваться только цензурными выражениями.

Зачинщиком была докторша. Из ее ротика вырвался не просто бабский бранный лепет, а настоящая трехэтажная матерщина, которую не часто и среди мужчин-то услышишь. И чтобы мат казался еще грубее, она понизила голос настолько, насколько ей позволяли связки, а это до хрипоты. Вдохновившись красноречием докторши, Дашка решила привнести чуток и от себя. Чуток – это пять слов, и все почему-то о сосках долговязого, которых у него, может, и не было вовсе. Остальные выражения были лишь копиями тех, что изрекла моя благоверная, только звучали они уже не так ярко и выразительно.

Уставившись на Натали, я дождался, когда ее взгляд встретился с моим, и помотал головой.

– Что, милый, перестаралась? – приподняв брови и выдвинув нижнюю губу, виновато протянула она.

– Нет, нисколько. Просто не устаю поражаться, какая ты у меня умничка.