Тим Волков - Период распада. Триумф смерти [litres]

За невеселыми раздумьями Костя вышел на небольшую поляну, заросшую полынью почти с человеческий рост. Вдали кто-то был. Парень притаился, высматривая незнакомца – тот крутился спиной к нему, ковыряясь в земле и что-то словно бы выискивая.

– Венедикт Михайлович?! – изумился Костя, увидев знакомое лицо, когда тот повернулся.

Ученый обернулся на голос.

– Константин? Ты?

Облачен декан кафедры был в странную одежду, сильно смахивающую на костюм космонавта, только что шлема не было, слева на груди печатными буквами мелко вышито: «Слепнев В.М.».

– Что вы тут делаете? – спросил парень, подходя ближе к ученому.

– Это же я хочу спросить и у тебя, – раздраженно произнес Венедикт Михайлович, потянувшись к поясу. Там что-то висело, закрытое белым чехлом, размером с ладонь.

– Я заблудился, – честно признался Костя. – Еле выбрался из гиблого места.

– Тебя здесь не должно быть.

– Почему? Да что вы такой нервный?

– Это охраняемая территория, Костя, – уже шепотом произнес ученый. – У нас приказ, если вдруг появятся посторонние, без предупреждения ликвидировать.

Костя опешил.

– Вы меня убить хотите?

– Да ну что ты! – усмехнулся Венедикт Михайлович. Было видно, что одна мысль об этом заставляла его испытать целую кипу различных неприятных чувств. – Я же не убийца. Я ученый. Но приказ был.

– Чей приказ?

– Руководства. Мы секретными разработками занимаемся для правительства, в области нанотехнологий. Ох, черт, я тебе и так уже слишком много наговорил. Константин, я в долгу у тебя, ты спас меня тогда в поезде от того неприятного человека. Поэтому я прошу, пожалуйста, уходи отсюда поскорее, пока кто-нибудь еще из «Купола» не появился и не открыл огонь.

– Но тут же никого нет.

– Я же говорю, что могут появиться в любую минуту. У нас там буровая машина, они должны скоро на другую скважину перебираться.

– Воду, что ли, ищете? – улыбнулся Костя.

– Нет, залежи одного… вещества, оно только в Зоне есть, из которого… Ох, Константин, не заставляй меня болтать лишнего! Иди! Скорее иди!

Венедикт Михайлович почти взашей вытолкал Костю обратно в чащу. Шепнул напоследок:

– Еще раз спасибо за то, что помог мне тогда. Я правда не должен так делать, как сейчас сделал, все-таки другой приказ был. Не говори никому об этом! Иначе и мне не поздоровится.

– Хорошо, – кивнул Костя. – Спасибо, что не пристрелили.

– Не надо сарказма! – умоляюще пролепетал Венедикт Михайлович. – Я правда хочу тебе помочь.

– Тогда скажите, куда мне идти?

– В лес не заходи, там Болота.

– Без вас уже это знаю. Небось, специально здесь караулите, чтобы никакой чужак не пробрался? – улыбнулся Костя и вдруг по выражению лица ученого понял, что попал в самую «десятку».

– Иди вдоль вот этой низины, – затараторил ученый, вытирая взмокшую лысину. – Как пройдешь мимо таблички с надписью «Опасная зона», поворачивай направо. Метрах в трехстах будет проходить дорога, она выведет к КПП, через который мы с тобой прошли. Советую уйти из Зоны. Не место тут для прогулок.

Костя хотел ответить что-нибудь грубое, но сдержался. И на том спасибо, что показал нужный путь. К заставе Костя, конечно же, не пойдет, а двинет прямиком к базе Кропоткина. Надо поставить в этом загадочном деле точку, раз и навсегда.

Махнув на прощанье головой ученому, Костя двинул дальше.

Он был уже старым, и он умирал. Силы покидали его, он слабел с каждым днем и чувствовал неотвратимое приближение серых пределов, за которые ему в скором времени придется заступить. Болезнь, что поселилась внутри, съедала его, но смерти он ожидал от голода, потому что чувствовал – последние запасы жира израсходованы.

Он еще помнил былые дни, когда наводил ужас на округу и его рев пугал даже волков, что по весне всегда селились в соседнем лесу. Он был царем в своем королевстве, и никто не смел вторгаться на его территорию. Он наводил ужас на всех.

Теперь же бояться его было некому. В лес давно не заходил зверь, и еды становилось все меньше и меньше. Проклятая болезнь убила всех: зайцев, лисиц, рыбу. И только вороны продолжали летать над головой, насмехаясь над ним. Поймать он их, как ни старался, не мог.

Правда, однажды ему повезло, с ветки упала мертвая маленькая птичка, совсем крохотная. Наверняка погибла от той самой болезни, которой были заражены все вокруг. Медведь съел ее без остатка. И даже перья разжевал в труху и проглотил – только чтобы хоть чем-то набить нутро. Благоразумие отступает, когда голод терзает живот. Потом его долго рвало.

Он не смог набрать запасы жира для спячки. Ягоды и грибы в этот сезон не уродились, а о меде он и не мечтал – пчелы первыми покинули его лес, не оставив даже ульев. Трава быстро пожелтела, и проку от нее также не было никакого. Оставались еще личинки и муравьи, но и они, словно почувствовав беду, ушли глубоко под землю. Его терзал голод, и перспективы уйти сытым в спячку не было.

Да и сна не было. Что-то не давало медведю провалиться в спасительную дремоту до весны. Сердце продолжало биться с той же скоростью и даже чаще, хотя давно должно было замедлиться. В обычные дни, когда приходил сон, он чувствовал, как все приобретает размеренный темп, дыхание становится ровным и нечастым, тело приятно холодит. Это знак, что пора ложиться в берлогу до весны. Но в эту зиму такого не произошло. Из груди рвался кашель, растекаясь огнем по всему телу, а мозги выкручивала ноющая боль.

Медведь уже смирился со своей смертью и лежал в валежнике, отстраненно наблюдая за своим угасанием, как невдалеке вдруг почуял людей.

Нос вздрогнул, улавливая запах потных теплых тел, мягкой сладковатой плоти. Пасть невольно наполнилась слюной, и медведь впервые за три дня поднял морду – чтобы определить местоположение пищи.

Три человека. Он без труда вычислил расстояние до них. Отсюда недалеко, главное, не спугнуть.

Медведь дернул лапами и привстал. Это далось ему нелегко, мышцы очень ослабли.

Стараясь не выдать себя кашлем, зверь двинул в сторону людей.

Ступал он по валежнику мягко, пружиня лапами, ловко передвигая угловатое от голода, осунувшееся тело. Не утратил лохматый еще навыков охоты, не потерял последнее, что было. Без труда миновал валежник и притаился у деревьев, выглядывая из-за укрытия. В былые дни рванул бы без промедления, в два прыжка настиг добычу и стал бы жадно рвать, упиваясь своей мощью. Но сейчас побоялся – вдруг не хватит сил? Вдруг дадут отпор? Замешкался.

Трое шли неторопливо, разговаривая. Двое – крепких, молодых, пышущих жаром горячей крови. Третий совсем старик, как сам медведь, хворый и слабый. Его задрать проще всего. Но вот те, особенно самец, внушают тревогу. Сильные. Поэтому с них и надо начать.