Сергей Антонов - Харам Бурум [litres]

– Флаг вам в руки. Я очень рассчитываю, что после моего доклада Москвину ваш авторитет будет серьезно подмочен.

Возвращаясь к себе, Субботин испытывал тревогу. Он чувствовал: что-то пошло не так. Слишком уж уверенно держался профессор. Мог ли он быть непричастен к гибели группы и дезертирству часовых?

Что, если ненависть к Корбуту ослепила тебя, Матвей? Что, если профессор – гениальный ученый и преданный партиец?

Субботин решил, что все расставит по своим местам допрос Ахунова. Тельман похлипче Корбута будет, и если у него есть кого сдать, то сдаст с потрохами.

Матвей сел за стол. Собирался снова прочесть доклад Тельмана, но отложил его в сторону. Болела голова. Все-таки он сильно треснулся макушкой! Надо было попросить у Корбута обезболивающего…

Субботин закрыл глаза. Может, отложить допрос на завтра? Ахунов и Корбут никуда не сбегут.

– Кто боится боли, тот всегда поддается злу! [9] Афоризм Ф. Э. Дзержинского.

Слова эти были сказаны тихим, но твердым голосом. Матвей открыл глаза. Перед ним, опершись локтем на стол, сидел человек в фуражке и кителе старинного покроя. Бледное, сухощавое лицо. Усы, бородка-клинышек. Внимательный, почти рентгеновский взгляд лукаво прищуренных глаз.

– Феликс Эдмундович?!

– Он самый.

Субботин заметил, что бюстик первого чекиста исчез с его стола. Железный Феликс явился к нему, чтобы дать совет!

– Я по поводу операции «Корбут». – Дзержинский расстегнул верхний карман кителя, вытащил пачку сигарет «Наша марка», закурил и закашлялся. – Все никак не могу бросить…

Матвей сочувственно кивнул головой. Он все не мог понять, какую линию поведения избрать в разговоре с призраком председателя ВЧК.

– Честно? Я на стороне Михаила Андреевича, – продолжал Феликс Эдмундович, наблюдая за облачком дыма. – Будьте и вы честны, товарищ Субботин. Перед собой и партией. У меня, да и у вас тоже, жертвы, принесенные на алтарь революции, особого сочувствия не вызывали. Так в чем же проблема, Матвей? Тебя волнуют два десятка деклассированных элементов, которыми пожертвовал Корбут для успеха большого дела?

Он воспользовался Обжорой… Хорошо помню эту печь. Не раз стоял у нее, наблюдая за тем, как мои помощники сжигают в топке трупы врагов революции. Там, прямо под колосниками, есть подземный ход. Но отыскать его могут одни лишь мертвецы, прошедшие обряд очищения огнем Обжоры. Ход этот ведет прямиком в преисподнюю. Оттуда я наблюдаю за тем, как спускаются вниз убитые вами люди. Все они становятся сотрудниками адской ЧК!

– Те, о ком мы говорим, были хорошими солдатами…

– Жизнь длинна, а смерть коротка, так чего ее бояться? Считай, что они погибли в бою за правое дело. В свое время я был куратором экспедиций Рериха и Барченко, а еще очень интересовался магическими практиками польских и балтийских ведьм. Корбут – тоже своего рода колдун. Без этого людей новой формации не создашь. Если эксперимент удастся – один генетически модифицированный воин будет стоить двадцати обычных солдат. Как тебе такая арифметика?

– И все-таки, Феликс Эдмундович, я не имею права утаивать от партии…

– Мне-то не ври, Субботин! – Дзержинский вновь раскашлялся, яростно растер окурок прямо о столешницу. – Шестой палец – вот твоя проблема. Избавься от него, и у профессора не будет повода обзывать тебя Шестипалым! Нож-то у тебя найдется?

– Да. – Загипнотизированный взглядом Феликса, Субботин положил нож перед собой. – Только я… Не смогу…

– Не распускать нюни, чекист! Я смогу! Руку на стол! Быстро!

Субботин выполнил приказ, а Дзержинский без предисловий прижал запястье Матвея к столу. Хватка у Железного Феликса оказалась стальной. Он воткнул кончик лезвия в основание лишнего указательного пальца, наклонил нож и с оттяжкой полоснул по нему лезвием, разрезая кожу и сухожилия. Субботин взвизгнул от боли.

– Все! – объявил Эдмундыч. – Можешь скормить крысам свой комплекс. Ты свободен от него!

Голос Дзержинского, сначала громкий, к концу фразы сделался едва различимым. Председатель ВЧК исчез, а его бронзовый бюст вернулся на свое место.

Матвей увидел на столе лужу крови и плавающий в ней палец. Выронил нож.

– Ох, что я наделал?!

Голова уже не просто болела. Она раскалывалась на части под ударами невидимого молота. Лоб взмок от пота. Субботин вытащил из кармана носовой платок с пятном, оставшимся после посещения Обжоры, и обмотал им ладонь.

Новым тревожным симптомом стал зуд. Субботин сорвал повязку, принялся яростно скрести голову. На пальцах и под ногтями остались следы крови и гноя.

Нарыв? Заражение?! Корбут не смог справиться с пустяковой ранкой, а собирается создать супервоинов!

Субботин распахнул дверь ударом ноги. Выбежал в станционный зал и чудом не упал. Пол раскачивался под ногами, а в глазах двоилось. Все краски сделались нестерпимо яркими. К боли в голове добавилось мерзкое ощущение, будто внутри черепа что-то ворочается.

Матвей не помнил, как добрался до лаборатории Корбута.

– Что происходит?! – завопил он, потрясая кулаками. – У меня в голове кто-то шевелится!

– Спокойно, голубчик. Спокойно. – Профессор взял Субботина за руку и усадил на стул. – Сейчас во всем разберемся. Возможно, все дело в простом сотрясении мозга. О-о-о! Плохо. Эти воспаленные лимфоузлы за ушами… Таких пузырей мне еще видеть не доводилось. Неужели рак кожи?

– Какой еще рак?! – завопил Субботин. – Сейчас же вытащи из моей головы то, что там ползает.

– Простите, товарищ Субботин, но медицина здесь бессильна. Я, конечно, промою рану снова, но… Думаю, что вам потребуется тот, кто разбирается в онкологии. Да и хороший психиатр не помешает.

Матвей уже ничего не слышал. Он вскочил, перевернул стул. Бросился к перегородке, за которой стояли кровати, врезался в одну из них и упал. Снова вскочил, обхватив руками голову, рванулся к двери.

– Моя голова! В ней кто-то живет! Убирайся! Убирайся!

Расталкивая людей на платформе, Субботин спрыгнул на пути. Выдернул из кобуры пистолет. Приставил ствол к виску.

– Не хочешь по-хорошему?! Будет по-плохому! Получай!

Грохнул выстрел. Матвей с дыркой в виске растянулся на шпалах.

На целую минуту станция «Дзержинская» погрузилась в тишину, а потом превратилась в растревоженный муравейник. Субботина узнали. В станционном зале появились вооруженные люди с одинаковыми каменными лицами. Они остановились у края платформы, не подпуская никого к тому месту, где лежал Матвей, но перед Корбутом расступились.

Профессор, продемонстрировав молодецкую удаль, спрыгнул вниз. Он очень спешил. Приподнял руку Субботина, пытаясь нащупать пульс. Потом осмотрел голову. Пулевое отверстие на виске его не интересовало. Корбут сосредоточился на шишке, из которой сочился желтый гной.