Макс Глебов - Запрет на вмешательство [СИ litres]

– Разумно, – кивнул сержант, и, осторожно надломил ветку куста, под которым мы сидели. Звук получился правильный – не слишком громкий, чтобы не выглядеть нарочитым, но и не настолько тихий, чтобы на него не обратили внимания.

Я демонстративно прислушался.

– Сработало. Звуки приближаются – они идут сюда. Стараются не шуметь, я их едва слышу. Думаю, это разведка. Разрешите, я изображу часового? Так будет естественнее.

– Действуй.

Я окинул взглядом лес и выбрал место, относительно неплохо подсвеченное пробивающимся сквозь разрывы в кронах лунным светом. Именно там я и занял свой «пост», неторопливо прохаживаясь из стороны в сторону, неудержимо зевая и всячески изображая сосредоточенную борьбу с дремотой.

В режиме дополненной реальности мои контактные линзы обозначали приближающихся красноармейцев слабо светящимися контурами. Наши гости подобрались к лагерю уже метров на пятьдесят, но дальше пока не двигались. Меня они видели, но с ходу соваться к нам не рискнули и, судя по тому, что двое из них сейчас быстро уходили вглубь леса, скоро следовало ожидать появления на сцене новых действующих лиц.

Ждать пришлось минут сорок. Все это время я продолжал свой спектакль и с интересом наблюдал, как двое разведчиков вернулись к основной стоянке окруженцев, доложили о найденных неизвестных и выдвинулись обратно к нашему лагерю с группой поддержки, состоящей из полновесного взвода.

Вскоре ко мне, не скрываясь, подошел сержант, всеми силами изображая только что проснувшегося бойца, идущего сменить на посту своего товарища.

– Они здесь, – практически бесшумно, одними губами, сообщил я сержанту, – Рассредоточиваются вокруг лагеря.

Плужников подождал с минуту, а потом негромко, но так, чтобы его услышали, произнес:

– Товарищи, мы знаем, что вы окружили наш лагерь. Выходите спокойно, мы свои. Оружия у нас в руках нет.

Ответом ему послужила тишина, но секунд через пятнадцать справа от нас треснула ветка, и раздался такой же негромкий голос:

– Кто такие? Представьтесь.

– Сержант Плужников, войска НКВД. Со мной трое красноармейцев и пленный немецкий солдат. Мы – все, что осталось от маршевой части, следовавшей по железной дороге в Умань. Наш эшелон разбомбили немецкие самолеты, а потом большинство из тех, кто выжил, погибли в ходе двух столкновений с немецкими войсковыми колоннами.

– Документы, форму, знаки различия, оружие сохранили?

– Форма и документы в порядке, – спокойно ответил сержант, – даже у пленного имеются. А вот личное оружие было только у меня. Предполагалось, что остальным красноармейцам его выдадут в Умани, но туда мы так и не доехали, и уцелевшие бойцы взяли винтовки погибших сотрудников НКВД, а остальное оружие добыли в бою. Теперь прошу представиться вас.

– Капитан Щеглов, – ответил голос из темноты, – Предъявите документы, сержант, и прикажите своим людям и, кхм… пленному выйти на свет.

Наши соседи по лесному массиву оказались остатками сто тридцать девятой стрелковой дивизии, входившей в шестую армию, о чем нам поведал командир разведчиков капитан Щеглов. До нашей беседы с местным особистом он старательно не рассказывал подробностей, но врагов или дезертиров капитан в нас не видел, так что кое-что мы все-таки узнали.

Дивизия довольно долго держалась под ударами механизированных частей вермахта, но, растратив силы в контратаках, была в итоге рассеяна все той же немецкой сто двадцать пятой пехотной дивизией, одна из колонн которой встретилась нам у железной дороги.

Дивизия была рассечена на несколько частей, и при беспорядочном отходе батальоны и полки перемешались. В итоге здесь скопилась сборная солянка из разных подразделений общей численностью около двухсот человек. Командование принял на себя подполковник Лиховцев – начальник штаба шестьсот девятого стрелкового полка. Командир полка погиб, пытаясь организовать прорыв на юг, где по его сведениям еще оказывала организованное сопротивление врагу сильно потрепанная шестая армия.

Приняв командование, подполковник Лиховцев решил выходить к Новоархангельску, который, как он надеялся, еще находится в наших руках.

Глядя на происходящее с орбиты, я видел, что планы эти совершенно безнадежны. Мы оказались вне основного котла, в который угодили шестая и двенадцатая армии, и, теоретически имели выбор, куда прорываться – на восток, за линию фронта, или внутрь котла. Немецкие части располагались везде вокруг нас, но путь на юг, внутрь кольца окружения, все же представлялся более реальным, просто потому, что был короче.

Я ни секунды не сомневался в том, что командование окруженных армий предпримет попытку прорыва, и, судя по попавшим в кольцо силам, шансы на успех у них имелись. Но вот какой процент личного состава погибнет при этом в атаках на закрепившегося на достигнутых рубежах хорошо вооруженного и не испытывающего недостатка в боеприпасах противника, предсказать я бы не взялся. Единственное, что я понимал прекрасно, так это то, что участвовать в этой игре со смертью мне очень не хочется, поэтому план Лиховцева прорываться на восток казался мне в тот момент более разумным.

Вот только делать это требовалось немедленно. В этом лесу не стоило задерживаться ни одного лишнего часа, поскольку если дождаться здесь рассвета, то шансы вообще никуда отсюда не уйти начнут стремительно приближаться к ста процентам. Тем не менее, пока я не наблюдал никаких приготовлений к выступлению. Нас привели в большой лагерь, где даже горело несколько костров в ямах, достаточно грамотно замаскированных рассеивающими дым ветками. Большинство бойцов спали, и будить их явно никто не собирался.

Первым на допрос к особисту отправился Плужников, что выглядело вполне логично. Немца куда-то увели сразу после нашего прихода в лагерь, а нас оставили под охраной пары красноармейцев, сложив наше оружие и вещи здесь же неподалеку. За врагов нас явно не держали, но до решения начальника особого отдела оружие возвращать тоже не собирались. В принципе, достаточно лояльное отношение к нам объяснялось довольно просто. Наверняка люди подполковника Лиховцева вели наблюдение за местностью, и многие здесь были в курсе того, что мы отошли в этот лесной массив на захваченном бронетранспортере. Видели они и крутившихся у опушки мотоциклистов, приехавших несколько позже по нашим следам. Потом немцы долбили по лесу артиллерией и авиацией, опять же явно из-за нас, что, вроде бы, тоже нам в плюс. Да и наличие пленного говорило в нашу пользу, но порядок есть порядок – армия, все-таки, а не школьная самодеятельность.

Плужников к нам не вернулся, но к нашим вещам подошел красноармеец и, перекинувшись парой слов с одним из приставленных к нам бойцов, забрал винтовку и другое имущество сержанта. Он же увел на допрос Чежина, а потом и Шаркова.