Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

*Бобби — прозвище английских полицейских.

— Джок! — заорал я, — поворачиваем вправо! Он продемонстрировал чудеса сообразительности и тут же рванул к люку! Я — за ним. Решетку мы сдвинули за пару секунд, откуда только силы взялись, нырнули в люк и задраили его за собой. Времени соображать, в какую сторону нам дрейфовать дальше, у нас особенно не было, тем более что путь оставался только один — перед нами лежал низкий наклонный коридор, темный, как слепая кишка. Мы сложились вдвое и дернули туда. Пробежав, словно по команде остановились как вкопанные из-за внезапно наступившей темноты. Кто-то закрыл, точно пробкой, выходящее на улицу отверстие, служившее нам источником тусклого света. Наверное, эти вонючки сообразили, что к чему. Я постучал Джока по согнутой спине.

— Давай, поторапливайся!

— Без тебя разберусь, — прошипел он, не оборачиваясь.

Наконец ход, по которому мы двигались, резко оборвался. Мы застыли на краю какой-то трубы, в лицо пахнуло затхлой сыростью, стало трудно дышать. Под нами расползалась непроглядная тьма. От безысходности я уселся на край трубы и свесил ноги вниз.

— Может, посветить зажигалкой? — предложил Джок.

— И сделать из нас отличную мишень, — добавил я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Но сколько ни таращился, ничего, кроме цветных кругов перед глазами, не увидел.

— Джок, — говорю, — похоже, плохо дело. Придется прыгать.

— Туда? — ужаснулся он.

— А что, у тебя есть другие предложения? Либо прыгать, либо идти назад.

Назад его, видимо, совсем не тянуло, и он сиганул вниз. Раздался тихий всплеск. Больше я раздумывать не стал и последовал за ним. Пролетев всего каких-то метра два, я приземлился на четвереньки в мелкую вонючую лужу. Воды здесь было всего по щиколотку. Сделав два шага, я уткнулся в мокрую, скользкую стенку.

— Эй, Джок, — прошептал я.

— Да, — прозвучал совсем рядом приглушенный голос.

— Куда теперь — вправо или влево?

— А ты сам как думаешь?

— Мне кажется, что надо не думать, а сматываться поскорее.

— Тогда побежали влево, — предложил он и для скорости подтолкнул меня так, что я чуть не въехал мордой в стену.

Нам еще не удалось преодолеть и несколько десятков метров, как раздался грохот выстрелов. Вслед за этим кто-то громко выругался, плюхнувшись в лужу.

Наши преследователи отстали ненамного.

Оставалось надеяться на темноту и на неожиданную удачу.

Мы продолжали продвигаться вперед. За спиной по-прежнему слышался едва различимый шум, но я так и не мог понять, приближается он или удаляется. Под ногами путались какие-то провода, а один раз я наступил на что-то омерзительно мягкое и скользкое. Блуждая по этим лабиринтам, мы попали в очередной тоннель. Здесь уже не так воняло — по огромной каменной трубе, напоминавшей пищевод какого-то доисторического гиганта, гулял легкий сквознячок и было почти сухо. Лишь изредка попадались мелкие лужи. Неожиданно я споткнулся о тянувшуюся вдоль нашего маршрута металлическую полосу, оказавшуюся не чем иным, как рельсами. Похоже, мы очутились в тоннеле лондонской подземки.

Давным-давно здесь сновали поезда, покачиваясь ярко-красными, точно игрушечными, вагонами, маня пассажиров обитыми цветочным узорчатым плюшем сиденьями.

Теперь же, много лет спустя, ничего этого нет. Есть только пустота, мрак и тишина…

Ходили, правда, странные слухи о дочиста обглоданных скелетах, на которые изредка натыкались облюбовавшие вестибюли подземки бездомные бродяги, о тихом, надрывном плаче, разносящемся по тоннелям, о зловещих красных или зеленых огоньках чьих-то светящихся в темноте глаз. Чего только ни насочиняют бессовестные журналисты, чтобы поднять интерес к своим занюханным изданиям или сорвать куш побольше, измыслив очередную крутую байку. Сидя дома у электрокамина и грея ноги под пледом, забавно читать всякие леденящие душу истории про зловещие порождения тьмы, которые выползают на свет Божий, чтобы пугать честных обывателей. Зато сейчас мне было совсем не до смеха, эти проклятые акулы пера так ловко заморочили всем головы, что даже я уже не в состоянии был отличить правду от вымысла, тем более что, когда блуждаешь в темноте среди осклизлых стен холодных тоннелей, подобные страсти кажутся очень даже реальными.

В который раз я пожалел, что не позаботился прихватить хоть какое-то оружие, когда мы с Джо-ком вернулись в клинику этой сволочи Алоизиуса. Все-таки когда руку холодит вороненая сталь, что ни говори, а чувствуешь себя намного уверенней.

Наконец где-то далеко впереди замаячило бледное световое пятно. Как по команде мы оба помчались еще быстрее.

— Погоди, кажется, это станция, — прохрипел Джок. — Смотри-ка, светильники до сих пор под напряжением.

— Они могут взять нас на выходе? — спросил я, притормозив.

— Могут, — ответил Джок, — если там открыт вентиляционный люк или разблокирована входная дверь. И если у них посты на всех станциях.

— На всех — не на всех, но на ближайших — точно, — мрачно проронил я.

— А если бы мы там год не появлялись? Они бы все равно караулили? — возмутился Джок.

— Ладно, — говорю, — чему быть, того не миновать. Все равно нам нужно на станцию, там и сориентируемся.

Свет, по мере того как мы продвигались, становился все ярче, и наконец мы вскарабкались на саму платформу. Надпись на стене гласила: «Пиккадилли-стэйшн».

Я огляделся. Похоже, нас никто не встречал. Станция была грязной и давно заброшенной. На каменный пол капала вода, у стен громоздились кучи мусора.

Я наткнулся на карту-схему и принялся ее изучать. Ветка Пиккадилли вела в аэропорт Хитроу пересекала весь Лондон. Ребята Большого Билла могли достать нас в любой точке — при условии, что они вычислят, в какую сторону мы направляемся.

— Наверняка, они будут ждать нас в Хитроу, — прозвучал у меня за спиной голос Джока. — Нам необходимо затеряться, и уж если выскочить, то в таком месте, чтобы никому не пришло в голову нас там искать. Например, вот здесь, — и он ткнул пальцем в Нью-Кросс, который находился в самом конце Ист-Лондонской линии.

— Послушай, — сказал я, — а не слишком ли это близко к Брикстону?

— Может, оно и к лучшему, — задумчиво ответил Джок. — Вряд ли они станут ловить нас рядом с резиденцией Большого Билла.

Я кивнул, и, спрыгнув на рельсы, мы опять углубились во тьму тоннеля. Когда половина расстояния, отделявшего нас от станции Грин-парк, осталась позади, где-то вдалеке вдруг послышались крики и треск автоматных очередей. На всякий случай мы припустили еще быстрее. Крики за спиной стихли, но мне почему-то стало ужасно неуютно. Неприятное ощущение, что кто-то за нами наблюдает, возникло само собой и не отпускало ни на секунду. Но разбираться было некогда, оставалось надеяться, что нам удастся ускользнуть.