Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

Свет с сырого неба лился серый, тусклый, перила почти не отбрасывали тени. В просторном зале было еще темнее, хотя у них наверняка есть солнечные батареи и все эти ионные лампы… к тому же, кажется, ветровая электростанция — он видел ветряки у кромки воды… Видно, кому-то просто нравилось сумерничать.

На стенах резные деревянные панно, сработанные неуклюже, но старательно: трогательная попытка украсить суровый быт чужого мира.

В зале в дождливые дни тоже наверняка устраивали танцы, дело молодое, но сейчас тут была просто столовая — массивные, зато удобные скамьи, скатертей на столах нет, ну и не надо; дерево столешницы мягко блестит, отражая льющийся из окон тихий свет.

К столовой примыкает наверняка такая же просторная кухня; оттуда доносились приятные запахи и звяканье посуды.

Он откашлялся и постучал костяшками пальцев о косяк; звук получился неубедительный — дерево слишком сырое. Тем не менее из кухни выглянула крупная русоволосая женщина со скуластым, чуть сонным лицом. Не его тип.

— Гость, — сказала она, — надо же! Я вас в окно видела. Да вы садитесь.

Он отодвинул тяжелую скамью и сел. Столешница вся в мелких царапинах, словно по ней скребли жесткой мочалкой. Так оно и было, наверное.

— У нас давно не было гостей, — женщина чуть пожала круглыми плечами, — года три. Нет, меньше, вру — экспедиторы приезжали, когда перебрасывали технику. Помогали налаживать. А как вас зовут, гость?

— Ремус, — он привстал и слегка поклонился, — Павел Ремус. А вас?

— Ханна. — Она коротко кивнула, словно подтверждая.

Ну да, фамилий тут нет. Зачем фамилии?

— Так вас всегда звали? — спросил он зачем-то.

— Нет.

Голос чуть напрягся, подбородок чуть выпятился. Есть прошлое, которое хочет забыть? С другой стороны, здесь многие так.

— Будете есть? Или подождете, пока все соберутся? — Она вновь расслабилась, посмотрела на него с умеренным любопытством. Здесь ее территория, она — королева супов и каш, владычица еды, а он — пришелец, бродяга. Никто.

— Я голоден вообще-то, — честно сказал он.

— Ох! — она улыбнулась бегло и виновато. — Извините.

И торопливо исчезла в огромной кухне — он слышал, как мягкие подошвы шаркают по половицам, — потом вернулась с дымящейся миской. Миску она держала в больших ладонях, словно та не была горячей. Потом вновь убежала и вернулась с нарезанной горкой теплого ржаного хлеба.

— Спасибо. — Он придвинул миску. — Посидите со мной, Ханна.

Она уселась напротив — не слишком близко и не слишком далеко.

Он зачерпнул варево. Капуста, крупа, грибы. Грибницу всегда возят с материнки, она быстро разрастается. Вообще, вкусно.

Ханна сидела, поставив локти на стол и обхватив плечи руками. Она смотрела в окно — чуть тяжеловатый лоб, чуть коротковатый нос, круглый подбородок на фоне серого светящегося неба.

— Вы тут всегда работаете, в столовой?

— Нет, что вы! — удивилась она. — Мы дежурим. Просто эта неделя — моя. Холостяки предпочитают здесь столоваться. Иначе так и будут лопать всухомятку.

— Везет им. Вы хорошо готовите.

— Спасибо. А вы правда инспектор?

— Правда. — Он поскреб ложкой дно и вытащил последнюю порцию грибных ломтиков.

— Вам, наверное, к Захару.

— Да, к Захару. Но он в каменоломне. Пускай придет пообедает… отдохнет. Мне не к спеху. Послушайте, а добавки можно?

— Да, — обрадовалась она, — да, конечно! — Она забрала миску и вышла, чтобы заменить ее полной. — Может, хотите отдохнуть? — Теперь она стояла, вежливо ожидая, пока он начнет есть и ей можно будет вернуться к плите. — Там, наверху.

— А что там?

— Комнаты для холостяков. Ну и так, на всякий случай — кто-то поссорится с женой, или вот когда экспедиторы приезжали…

— Значит, тут можно остановиться? У вас?

— Конечно. Собственно… любая семья примет вас с радостью, но я так думаю, что тут вам будет удобнее. Свободнее.

— Тогда… можно ключ?

— Там открыто, — сказала Ханна, — у нас не запирают двери. Просто занесите вещи, и все.

— Прямо с материнки?

Крупный и краснолицый Захар в домотканой рубахе с расстегнутым воротом походил на подрядчика или прораба. С рабочими такие ладят, с начальством — как когда. Штормовка висела в углу и была влажной — на улице моросило.

— Да. Ну… я бывал в разных местах. Но сейчас — да. Оттуда.

— И… как там все?

— Сперва хорошие новости или плохие? Хорошая вот: Пакистанский конфликт урегулирован. Южно-Китайская республика подписала пакт с Севером…

Захар кивал, но глаза выдавали его — они были равнодушны. Он и спросил, скорее, для порядка, из вежливости. Материнка для него — отрезанный ломоть. Его больше занимало, как получше укрепить обвалившийся свод каменоломни.

— Мадридский протокол подтвержден. Я, собственно…

— Потому и тут, — кивнул Захар. — Ну что ж… Мы готовы отчитаться. Весь семенной фонд использован согласно предписаниям. Еще год-два, и мы готовы вернуть заем на материнку. Дальше зерно пойдет в товарных количествах. Остальные культуры… в смысле, ну, о насекомоопыляемых здесь говорить не приходится. Совсем другая биота, вы понимаете…

— Понимаю.

На рукавах и воротнике Захара были заметны грязные разводы, он то ли не успел переодеться, то ли у него было не так уж много сменных рубах и он ждал, пока эта запачкается окончательно.

— А вот рапс хорошо пошел. И другие самоопыляемые. Ну, то есть еще не в промышленных количествах… Нам бы себя обеспечить.

В меру услужлив, но не заискивает. Бумаги держит в порядке. Вероятно, ожидал инспектора.

— Я возьму образцы, — сказал он, — на генконтроль. Тут вообще почвы как?

— По микробиологическому составу эквивалентны земным, — прораб ни на миг не задумался, — по химическому — тоже… Азотофиксирующих бактерий своих нет, пришлось вносить культуру. Вроде успешно.

— Вредители?

— Вредители… ну, тут почти нет вредителей. Мало насекомых. Летающих насекомых вообще нет, представляете?

— Дикие животные?

— Дикие животные есть, в основном в лесу. В чаще. Тут, собственно, почти везде леса. Идеальное место для подсечного земледелия, ага?

— Ага. А… чужие?

— Не смешите мои тапочки, — сказал Захар.

Он не был в тапочках. Он был в кроссовках.

Это была такая немножко стыдная игра — а вдруг хотя бы в одном из смежных миров кто-то однажды наткнется на чужих. Не обязательно гуманоидов — в конце концов, даже птицы потенциально достаточно разумны, чтобы построить свою цивилизацию. Или, скажем, какая-то запутавшаяся в сетях пространства-времени ветвь ящеров, почему нет? Передвигаются на двух ногах, да еще эти маленькие передние ручки… Но по какой-то странной причуде разум возник только на материнке, на исходной Земле… Остальные миры — сотни, тысячи, возможно, миллионы одновременно похожих и непохожих друг на друга вариативных Земель, заросшие лесами, омытые теплыми и холодными морями, где плескалась рыба и величаво играли в радужных столбах брызг огромные синие киты, были пусты. С другой стороны, кто поручится, подумал он, что, встретив разум, мы опознаем его?