Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

— Им ничего, — сказал отец сквозь зубы, — их даже не проверяли. А нас чемоданы открыть заставили. Тоже мне, зеленый коридор.

Мимо прокатил на самокате, отражаясь в гладких плитках пола, аэропортовский служащий — солидный, в черном костюме, галстуке и очках в золоченой оправе. Галстук чуть сбился набок.

Алые строчки пробегали сверху вниз по электронному табло на стене.

— Анкета, восемьдесят вопросов, характеристика с работы, справка из банка… Деньги у Болышевых одалживал, чтобы на счет положить! Ради чего? Лучше бы в Турцию слетали. Туда хотя бы виза не нужна.

— Болышевы говорили, это что-то особенное, — мать чуть задыхалась: она пыталась удержать Пасика, который молча, но яростно высвобождался из ее объятий.

— Это трюк. Трюк для привлечения туристов. Нищая страна, ты же видишь. Болышевы, уроды, подставили — повелись на рекламу, вот и пришлось врать, что, мол, это что-то особенное. Кому хочется лохом оказаться?

— Не такой уж Болышев и лох. — Мать поджала губы. — Он в последнее время вон как в гору пошел… Квартиру взяли по ипотеке, машину сменили.

Невысказанный упрек прятался в ее сдержанном тоне.

В темном панорамном окне отражался зал с пассажирами — пакистанцы, казалось, парили в воздухе, как стайка ярких птиц. Двух ее независимых сверстниц нигде не было видно. Куда они, интересно, делись? Встретил кто-то, сами уехали? Зато у стойки сам собой образовался человечек с табличкой на палочке — он тянул руку вверх, поднимая прямоугольник с ярким логотипом турфирмы: улитка со смешными рожками зависла на белых пушистых крылышках под белым пушистым облаком. Человечек тоже был смешной, в полосатых штанах на подтяжках и в полосатой жилетке; табличка возвышалась над его круглой головой, по лысине пробегал малиновый отсвет электронного табло.

Она похлопала отца по руке, чтобы обратить внимание на человечка, но отец раздраженно отмахнулся, как от мухи, и продолжал поносить отсутствующих Болышевых, так нагло его обманувших.

Пасик вырвался наконец из рук матери и молча пошел к выходу. Мать побежала за ним. Пасик иногда делался таким странным… И эти пустые глаза…

— Даже не встретили! — Отец продолжал говорить в пустоту, словно не заметив, что матери рядом уже нет. — Я в суд подам! Вернемся — и сразу в суд подам! Они обязаны…

— Папа, — устало сказала она, — вон там…

— Ты хоть помолчи…

Она сжала губы и отвернулась. Жаль, самолет не разбился, прекратить разом все мучения — и все…

Человечек в полосатых штанах растерянно топтался на месте, Пасик уже был у выхода, мать, прихрамывая в новых туфлях-лодочках, торопилась за ним… Автоматическая дверь услужливо распахнулась, за ней в теплой густой ночи плавала стайка подсвеченных изнутри пустых автобусов, луна проплывала над ними, точно рыба, большая и непривычно зеленая; совсем рядом со входом раскинуло белые цветы незнакомое низенькое круглое дерево… Тут матери удалось втащить Пасика обратно, стеклянные створки сомкнулись, темнота за ними вновь стала плоской и ровной, как стена.

К человечку в полосатом жилете уже подошли какие-то люди, сонные и усталые, и он, локтем прижимая табличку, заглядывал в блокнот, сверяясь со списком. Потом опустил блокнот и близоруко оглядел зал.

Ей вдруг захотелось домой. Так мечтала об этой поездке, но сбывшаяся мечта оказалась бледной и пресной, как всегда. Всегда так было.

Человечек всплеснул пухлыми ручками, уронил табличку и заторопился к ним, смешно загребая остроносыми ботинками.

— Что же вы! — приговаривал он на ходу укоризненно. — Что же вы! Я же волнуюсь, вас нет и нет. Все есть, а вас нет. Как же это можно!

Говорил он с чуть заметным акцентом, чуть шепелявя, отчего походил на большого обиженного ребенка.

— Это безобразие! — Отец чувствовал себя слегка виноватым, что не заметил встречающего, и потому напирал особенно энергично: — Мы уже час здесь болтаемся!

— Но я встречал, — оправдывался человечек, — я же стоял вот тут! И все стояли вот тут! Мы вас так ждали! Я даже объявление дал.

Он кивнул на табло, где вместо расписания самолетов теперь светилась красным их фамилия — их приглашали подойти к стойке турагентства.

Она готова была поклясться, что этого объявления миг назад еще не было.

— Я им так и сказал, — человечек энергично кивнул круглой головой, — без вас мы никуда не едем. Как хорошо, как хорошо, что вы нашлись!

Отец смягчился.

— Смотрите, клиентов не растеряйте с таким-то сервисом, — сказал он назидательно и, демонстративно кряхтя, покатил чемодан к выходу.

Мать заторопилась следом, держа за руку Пасика. Пасик не вырывался — вот чудо-то.

Человечек забежал вперед, словно хотел услужливо распахнуть перед ними двери, однако двери распахнулись сами, запах мокрой горьковатой зелени и белых цветов маленького дерева хлынул со всех сторон сразу, как будто она вошла в теплую, прозрачную, дрожащую зеленую воду.

На освещенном двумя сонными фонарями пятачке остался всего один автобус, дорога уходила во тьму; вдалеке, на фоне зеленоватого, усыпанного крупными чистыми звездами неба, просматривалась линия гор, на гребне самой высокой горы горел желтый огонек, еще несколько стекали в лощину, словно кто-то бросил в складки мягкой ткани горсть фосфоресцирующих бусин. Цикады трещали так, что воздух, казалось, шел мелкой рябью, отчего очертания гор и присевших в их тени огней дрожали и расплывались в окружающей бархатистой тьме.

Волоча тяжелый рюкзак (не думай, что я буду носить за тобой твои вещи, непонятно, зачем тебе все это понадобилось, но если хочешь брать — бери, только сама и таскай!), она на минуту остановилась, чтобы в одиночку приветствовать чужой, незнакомый мир.

Дерево вздрогнуло и уронило ей в руку белый цветок.

Уже в автобусе, на повороте, она оглянулась: освещенный изнутри аэропорт походил на аквариум, где плавали диковинные рыбы. Постепенно он померк, а после и вовсе погас, будто выключили подсветку. Под колесами автобуса разматывалась мокрая темная дорога, отблеск фар плясал, как свет на реке. Иногда на очередном повороте столб света упирался в стену низких деревьев со светлыми стволами и темными листьями. Иногда навстречу выплывали, словно нахальные привидения, фосфоресцирующие дорожные знаки.

Мать с отцом сидели впереди молча — темные головы синхронно покачиваются, как у манекенов. Когда автобус остановится у гостиницы, они снова оживут и побегут к багажнику выгружать чемоданы.

На каком-то особенно резком повороте заложило уши, и она поняла, что дорога идет в гору. Пасик сидел рядом с ней, сложив руки на коленях и глядя в темноту.

— Сглотни, — посоветовала она, — а то уши заложит.

Пасик послушно сглотнул.