Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

Я сменил тему.

— Где тут станция очистки, отец, не знаете?

— А у доков, — ответил священник. — Выйдете на Андреевский спуск — до конца, а там вниз и направо. Только сейчас там никого нет, наверное.

— Да мне только спросить. Дежурный-то наверняка есть.

Я поблагодарил и направился к выходу. Какая-то женщина чуть не столкнулась со мной в дверях — в смутном пламени свечей ее фигура казалась нереальной, словно сошедшей с настенной росписи… Задев меня горячим плечом, она прошла в глубь церкви, и я, обернувшись, успел увидеть, как она торопливо опустилась на колени у алтаря.

За то время, что я был в церкви, снаружи кое-что изменилось: Подол, одно слово… В скверике раздавались возбужденные голоса — кто-то явно кого-то бил. Я уже было хотел обойти свалку стороной — подростки со своим территориальным инстинктом хуже разъяренных павианов; вечно лупят кого-то, кто забрел не на свою территорию, или борются за переделы границ участка, но потом сообразил, что бьют-то мажора.

Обычно у них хватает ума сюда не забредать — разве что с официальными визитами, при охране и телевизионщиках. Мажор отбивался как мог, но, во-первых, противники превосходили его числом, во-вторых, ему мешали крылья. Крылья у них рудиментарные — с места поднять не могут, только поддерживают в воздухе, но сейчас инстинкт взял верх над здравым смыслом — мажор яростно хлопал своими придатками, точно перепуганная птица, но только подпрыгивал на месте.

Какой-то малый отошел в сторону и поднял с земли обрезок железной трубы — я понял, что дело зашло далеко, и преградил ему путь.

— Ты чего, мужик? — спросил парень почти дружелюбно. — Давай, вали отсюда.

— Оставьте его, ребята, — сказал я, стараясь говорить как можно более нейтральным тоном, — хлопот ведь не оберешься.

— Ты что, их шестерка, да? — Парень распознал во мне чужака, и голос его стал жестче. — Сверху, что ли, свалился?

Он замахнулся обрезком трубы — я еле успел уклониться.

— Бей его, ребята! — крикнул он. — Тут еще один!

Четыре бледных пятна обернулись в мою сторону, мажор воспользовался моментом и вырвался из живого кольца. По-прежнему отчаянно хлопая крыльями, он отбежал в сторону, споткнулся о какую-то колдобину и упал, но, падая, извлек из-за пазухи медальон, висевший на длинном шнуре. Уже когда он поднес его к губам, я сообразил, что это самый заурядный милицейский свисток. Раздалась душераздирающая трель, подростки на миг застыли, потом, сориентировавшись, вновь бросились к своей жертве, и в этот момент внизу на спуске на звук свистка откликнулась сирена патрульной машины.

— Бежим, — крикнул кто-то, у кого реакция была получше, и стая вмиг прыснула в разные стороны.

Я помог мажору подняться с земли.

— Спасибо, — приглушенно ответил тот.

По их меркам он был совсем молод — крылья еще не успели приобрести характерный сизый отлив. Церемониться с сумасбродным юнцом было нечего, и я сказал:

— Какого черта ты тут делаешь? Жизнь надоела?

— Это, — сокрушенно ответил мажор, утирая разбитую губу, — недоразумение. Я им ничего не сделал. Просто шел по улице.

— Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что вашему брату сюда и днем заходить опасно.

Патрульный автомобиль приближался — он никак не мог развернуться на узких улочках и остановился метрах в двухстах; патрульные высыпали из машины и живописно окружили нас — точь-в-точь как в последнем эпизоде последнего сериала — колени согнуты, оружие на изготове, стволы обращены в нашу сторону. Вернее, в мою.

— Подними руки и отойди на пять шагов, — скомандовал старший.

Я спорить не стал — заложил руки за голову и сделал шаг в сторону.

— Обыщи его, Митяй, — велел сержант.

Только тут мажор вмешался — до сих пор он, видимо, занимался тем, что приходил в себя. Они все немножко заторможенные — с нашей точки зрения.

— Оставьте его, это со мной, — поспешно сказал он.

Волшебная фраза.

— Тогда какого черта? — недовольно рявкнул старший.

Я решил, что пора бы уже и мне замолвить за себя словечко.

— Была уличная драка, — пояснил я, — на нас напали.

— Подростки, — пояснил сержанту Митяй. — Я видел, как один бежал… Это местная банда — как-то так они себя называют, «Белые акулы», что ли. Это они после матча… возбуждены немножко… Киев-то Москве продул.

— Так матч неделю назад был, — заметил сержант.

— Вот я и говорю, — согласился Митяй. — Давайте-ка, уважаемые, мы вас подбросим наверх — от греха подальше.

Это было разумное предложение, и я уже открыл рот, чтобы согласиться, но мой напарник неожиданно произнес:

— Спасибо, мы сами.

Я закрыл рот.

— Ну, — сухо сказал сержант, — как хотите.

В его тоне явственно читалась неприязнь — он и сам, должно быть, терпеть не мог мажоров — особенно тех, которые суются куда не следовало, а потом отвлекают честных людей от их прямых обязанностей.

Он забрался в автомобиль и хлопнул дверью.

Я сказал:

— Ну и глупо.

— Мне тут надо… — сказал мажор неуверенно, — зайти в одно место.

— Вы выбрали неудачное время, — заметил я. Место он тоже явно выбрал неудачное, но этого я говорить не стал.

— Я же на такси подъехал, — тоскливо сказал мажор. — За углом остановил… подумал, неудобно. Кто ж знал, что обезьянки…

Я сухо сказал:

— Тебе, похоже, мало врезали.

— Ох, — виновато ответил он, — простите. Я не хотел. Так вырвалось.

— Ясно, — ответил я. — Я понял.

— Нет… я, правда… меня зовут Себастиан… Я подумал…

— Ладно, — сказал я, — проехали. Пьер-Олесь Воропаев, сотрудник Технологического центра.

— Так вы тоже? — обрадовался он.

Я спросил:

— Что — тоже?

Тут уж он явно растерялся. Потом пояснил:

— Я думал, вы в «Човен» идете. Вон в ту галерею.

Я вспомнил, что проходил мимо — дверь под нависающим козырьком, стенка размалевана причудливыми узорами… Галерея находилась за углом, но даже отсюда было видно, что одинокое окошко все еще отбрасывает на булыжник мостовой пятно теплого света.

— Чего мне там делать?

— Наверное, ничего, — вздохнул мажор. — Тогда… не проводите меня? В порядке одолжения?

Ребятишки вполне могли разбежаться не очень далеко, подумалось мне.

Я вздохнул.

— Ладно. Только учти, если там есть телефон, ты вызовешь такси. При мне. К подъезду.

Он покорно ответил:

— Договорились.

Двери в галерею были заперты, но сверху свисал шнурок — видимо, от эдакого богемного колокольчика. Я подергал, и действительно где-то в глубине двухэтажного домика раздался мелодичный звон. Я прислонился к сыроватой штукатурке, с которой на меня таращились совершенно нечеловеческие рожи, и стал ждать. Мажор тоже топтался на крыльце, стараясь держаться от меня на расстоянии. Брезгует… И какого черта они все время лезут в наши дела, если испытывают к нам почти непреодолимое физическое отвращение, вот что интересно… Тут он увидел, что я за ним наблюдаю, и слегка придвинулся: видно, неловко стало. Вид у него при этом был несколько напряженный. Господи, подумал я, мало мне Кима с его котом, так еще и этот на мою голову.