Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

— Да, медлить было никак нельзя. — подтвердил Груссе. — Ещё немного, и драгуны из бригады Сисси прорвали бы наши заслоны. Арно и Тьерри подоспели в самый последний момент. Они отогнали драгун, но и сами нарвались на засаду. Версальцы спрятали в переулке две пушки и, как только маршьёр появился из-за угла — расстреляли в упор. Тьерри погиб сразу, но Арно не захотел оставлять его версальцам — вытащил тело и ползком, на себе, оттащил к перекрёстку. Потом вернулся, чтобы взорвать подбитый маршьёр, но, пока возился с запалом, получил две пули — в спину и бедро.

Кривошеин сокрушенно покачал головой.

— Жаль Тьерри, славный был малый… А как Арно, выживет?

— Врач говорит, потерял много крови, но надежда есть.

— Надежда — это, конечно, хорошо… — Шарло-жестянщик закончил возиться с коленным шарниром и теперь ожесточённо оттирал ладони промасленной тряпкой. — Я рад, что у старины Арно есть шанс выкарабкаться, но мы-то остались без механика!

— Верно, заменить его некем. — согласился профессор. — На вас, Алексис, и надеемся. Вы ведь, если я не ошибаюсь, инженер-механик?

— Одно слово, что инженер… — невесело усмехнулся руками Кривошеин. — Скорее уж, студент-недоучка. Но, конечно, сделаю, что смогу.

— Вот и отлично, друг мой! Уверен, вы справитесь. Мсье Груссе, проводите Алексиса, а я пока позабочусь о его друзьях.

И повернулся к Коле:

— Позвольте представиться, молодые люди: профессор Франсуа Саразен к вашим услугам!

Дождь барабанил по дырявому навесу. Ледяные струйки стекали на спину и плечи, сукно кителя и щегольские диагоналевые галифе насквозь пропитались дождевой водой. Но шевелиться было никак нельзя: девушка пригрелась под мышкой и спала беззвучно и чутко, как котенок.

Когда сумасшедшее напряжение, владевшее им последние часы, слегка отпустило, Коля понял, что выжат, как лимон. Этому поспособствовала обильная порция мясного рагу — Николь принесла его от дымящихся в глубине двора котлов в жестяном солдатском котелке, и они за каких-то пять минут вычистили его до блеска, орудуя одной ложкой на двоих. В сумке нашлась склянка с бренди — после пары глотков ароматного, чрезвычайно крепкого напитка, прапорщик осознал, что не сможет больше сделать и шагу. Они устроились на каких-то ящиках, Коля накинул на спутницу сюртук, дождался, пока она заснет, и принялся приводить в порядок мысли.

Для начала, Кривошеин. Доброжелателен, охотно рассказывает о себе, познакомил с Груссе и Саразеном. Уверяет, что студент — но ведёт себя как офицер и подозрительно хорошо осведомлён в здешних делах. Можно ли ему верить? Вопрос…

Далее — Груссе. Соавтор Жюля Верна, видный деятель Коммуны, доверенное лицо профессора… и картинка с «паровым дровосеком», послужившим прообразом маршьёра, найдена именно в его записках! Хотя, кому же знать о шагоходах, как не тому, кто ими управляет? Но почему об этих машинах ни словом не упоминается ни в одной из книг о Парижской Коммуне, да и где-либо ещё? Огромные, футуристического вида агрегаты никак не могли остаться незамеченными…

А ведь и механическое яйцо нашли в том же сундуке, что и записки Груссе. Выходит, француз имеет прямое отношение к его перемещению в прошлое? Но, скажите на милость, зачем ему это понадобилось?

И напоследок — Саразен. Если верить Лори-Груссе, именно он послужил прообразом героя романа, так же, как созданный им Город Мечты — реальный, не книжный! — стал прообразом выдуманного писателем города Франсевиля. Но зачем Саразен встал на защиту Парижской коммуны? И о каком механизме беспокоился профессор? Не о маршьёре же — с его ремонтом справится и Шарло-жестянщик…

А о чём? Неужели в здании фабрики спрятана машина времени?

Загадки, сплошные загадки…

Коля понял, что запутался окончательно. Оставалось одно: принять всё, как свершившийся факт, а объяснение отложить до лучших времен. А пока, приходится сидеть, ежась под дождевыми струями, баюкать задремавшую Николь, слушать далёкую канонаду и гадать: что-то будет дальше?

В здании что-то происходило. Прекратился поток людей, ещё недавно вливавшийся в распахнутые ворота. На смену ритмичному уханью, пришли другие звуки: лязг, удары по железу, визг пилы, вгрызающейся в металл, будто там ремонтировали крупный механизм. Какой? Кривошеин знает, но расскажет ли? А если и расскажет — стоит ли верить его словам? Снова тот же вопрос…

Он не заметил, как провалился в сон — чёрное, глухое забытье, лишённое сновидений, но оттого не менее тревожное. Он пришёл в себя от того, что кто-то тряс его за плечо. Николь уже проснулась и сидела рядом, сжавшись под набрякшим влагой сюртуком.

— Прости, дружище, едва вырвался. Устал неимоверно, а дел ещё — конь не валялся…

Кривошеин сильно осунулся, и будто стал ниже ростом. Вместо винтовки он опирался на самодельный костыль, но это не очень-то помогало — на ногах он держался с трудом. На предплечье левой руки появилась крага из толстой кожи, скреплённая заклёпками и ременными застёжками. Диковинный аксессуар усеивала россыпь гнутых латунных трубок, окантованных металлом отверстий и разномастных циферблатов в медных и стальных оправах.

С широкого кожаного пояса свисали футляры и подсумки, гаечными ключами и вовсе уж непонятными инструментами. На лбу — кожаный обруч с медным кронштейном, на котором крепилась сложная система линз и маленьких круглых зеркал. Пальцы перепачканы густой смазкой, жирные чёрные пятна на рубашке….

— Как видишь, пребываю в трудах. — усмехнулся Кривошеин, перехватив его взгляд. — Ничего, к утру, надеюсь, управимся…

Коля хотел спросить, с чем он собрался управляться, но вместо этого зашёлся в кашле. Николь протянула склянку с коньяком. Он глотнул — живительное тепло побежало по жилам, горячим комом упало в желудок, пробуждая измученный организм к жизни.

— Вот и хорошо, вот и правильно! — одобрительно кивнул «студент». — Дайте-ка и мне, а то, того гляди, свалюсь с ног. Я, собственно, что пришёл: вы бы устроились где-нибудь под крышей, не мокнуть же тут всю ночь? В окрестных домах посмотрите — туда многие ушли, ждут, когда апертьёр снова запустят…

— Какой ещё «апертьёр»? — Прапорщик с трудом стряхнул оцепенение. — Взял манеру говорить загадками… Объясни, наконец, что происходит?

— Ты, брат, не кипятись. — Кривошеин примирительно положил руку ему на плечо. — Сейчас совершенно нет времени. Найдите место для отдыха, отоспитесь, а утром, часикам к шести — он бросил взгляд на циферблат часов, встроенных в крагу, — подходите сюда. Утро вечера мудренее, даю слово, сам всё сам увидишь и поймешь!

Что оставалось Коле? Он затянул ремни портупеи, поправил кобуру, и, подхватив сонную Николь, побрёл прочь с фабричного двора. Как хотите, а завтра, когда они снова окажутся здесь, он не позволит Кривошеину отделаться невнятными намёками — вытрясет всю подноготную!