Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

За следующие три четверти часа Николай до нитки вымок от пота — несмотря на лютый холод, царивший на высоте. И припомнил все, сколько знал, ругательства на русском и французском языках. Первая попытка причалить к монастырской террасе едва не закончилась катастрофой: сильный порыв ветра швырнул их на скалу — и, не перебрось Юбер в последний момент рычаг реверса, они непременно разодрали бы газовые мешки об острые каменные выступы. Во второй раз воздухоплаватели учли такую возможность: поставили пропеллеры на холостой ход и подплыли к террасе, увлекаемые лишь воздушным потоком. Но, видимо, тибетские демоны воздуха, бдительно оберегали Лаханг-Лхунбо: новый порыв ветра бросил корабль вниз, на крыши монастырских построек — так, что Николай едва успел дёрнуть тросик сброса балласта. Дирижабль сразу пошёл вверх, окатив монахов, высыпавших на крыши, водой. И экипаж со злорадством наблюдал, как фигурки в шафранно-бордовых одеяниях кинулись врассыпную, спасаясь от ледяного душа.

Разворачивая дирижабль на третий заход, Николай решил, что этой попыткой они ограничатся. Угля хватает, но во время маневров пришлось сбросить почти весь водяной балласт и стравить изрядное количество газа. Если и на этот раз ничего не выйдет, придётся садиться и запускать газодобывательный завод, чтобы возместить убыль. И, не дай Бог, погода испортится, тогда придётся разбирать аппарат…

Николай унял нервную дрожь и повторил про себя последовательность действий: обороты на ноль, поравняться с краем террасы, чуть стравить газ, потом, работая реверсами, поставить корабль под углом в сорок пять градусов к курсу — и молиться, чтобы воздушные демоны Гималаев не сыграли с ними очередную шутку.

Он сделал своим спутникам знак «приготовиться». Курбатов матерно выругался и полез по решётчатой ферме киля в сторону носа. На ледяном ветру, лишённый даже той жалкой защиты, которую давали брезентовые обвесы, казак промёрз насквозь, и пока воздушный корабль маневрировал, заходя на цель — грелся, обняв пышущий жаром кожух парового котла.

До крыш, усеянных фигурками в монашеских балахонах, осталось пятьсот футов… четыреста пятьдесят… четыреста. Серая стена с чёрным провалом посредине наплывает на дирижабль, ещё футов двести, и можно дёргать за трос клапана стравливания.

— Смотрите, вашбродь, чёй-та там? — Курбатов, уже изготовившийся к прыжку, тыкал пальцем куда-то вниз.

— Где, леший тебя раздери? — заорал Николай. До намеченной точки осталось футов сто пятьдесят.

— Да вон же, аккурат под монастырем! Какие-то кикиморы по скале ползут!

Николай, не отпуская штурвала, перегнулся через ограждение. В сотне футов ниже края террасы, по стене карабкались человекообразные фигуры с карикатурно-длинными конечностями. Вот одна замерла, из горба на спине вырвались струи пара, и неведомое создание ринулось вверх с удвоенной скоростью.

— Оба на реверс! — срывая голос, завопил Николай. — Курбатов, хватай винтовку, бей их в хвост и в гриву!

Юбер дёрнул оба рычага, переключая пропеллеры на обратное вращение. Дирижабль на миг завис на месте и медленно пополз назад. Захлопали выстрелы — казак вскинул «Мартини-Генри» к плечу и выстрелил, рванул зарядную скобу, гильза вспыхнув на солнце медной искоркой улетела за борт. Русский каркнул: «Стоп машина!» и канадец снова навалился на рычаги трансмиссии.

Стена уплывала вниз, но он успел разглядеть фигурки, карабкающихся по отвесной скале. Пять или шесть, похожие то ли на исхудавших древесных лягушек, то ли на бесхвостых гекконов с неестественно длинными конечностями. По стене они лезли так, будто самой природой были предназначены для этого способа передвижения: не выискивали выступы и трещины, а пришлепывали к скале ладони, словно те были усеяны присосками, как у гекконов-токи. Только вот ящерицы не таскают на спинах поблёскивающие медью ранцы, из которых то и дело вырываются белые струйки пара и сочится дымок….

И ещё — была в них какая-то режущая глаз неправильность, но канадец, как ни старался, никак не мог уловить её в стремительном мельтешении паучьих конечностей…

Скала возле неведомых тварей то и дело брызгала фонтанчиками каменного крошева — казак никак не мог приспособиться к тряске и промахивался. Юбер потянулся к карабину, но рык «Малый вперёд!», сопровождаемый бранью на двух языках, вернул его к трансмиссии. Лязгнул металл, засвистели в шкивах кожаные ремни, и серая стена медленно поплыла в сторону.

— Ага, есть! — радостно заорал русский! — Попал! Молодчина, Курбатов!

Подстреленное существо висело, раскачиваясь, на одной руке, другой шарило по плечу. Из пробитого «гроба» со свистом ударил пар. Человек-геккон, наконец, справился с застёжкой, ранец слетел со спины, закачался на одной лямке, и струя перегретого пара обдала его с ног до головы! Тварь конвульсивно изогнулась, издала вой, полный мучительной боли и полетела вниз, оставляя белый тающий в воздухе след.

— Курбатов, бей по ранцам! — заорал русский. — Там у них слабое место!

Но поздно — люди-гекконы уже, перемахивали через карниз и кидались на обитателей Лаханг-Лхунбо. Одна тварь схватила монаха за плечи своими длинными, как у шимпанзе, руками, раскрутила и, словно мешок, зашвырнула в пропасть. Другие крушили шафранно-жёлтые фигурки короткими палицами, и канадец видел, как разлетаются кровавыми ошмётками бритые головы. К месту смертельной схватки торопились другие монахи, в их руках блестела сталь.

— Изготовится к прыжку! — проорал русский.

Корабль миновал кромку террасы и плыл метрах в двадцати над крышами, прямо на уступ, нависающий над чёрным зевом пещеры-реликвария. Юбер сжался, ожидая удара, но тут русский каркнул «оба на реверс!», и потянул за тросик клапана стравливания. Юбер дёрнул рычаги, трансмиссия захрустела, правый ремень соскочил со шкивов и замолотил по стенке гондолы. Корабль повело в сторону. Бурые черепичные крыши стремительно приближались, и канадец, схватив карабин и тубус с магазинами, вскарабкался на ферму киля. В последний момент он пожалел, что не сбросил, по примеру товарищей, неуклюжий тулуп.

Киль с оглушительным треском врезался в край крыши, Юбер отпустил тросы и полетел вниз. Упал удачно, на бок — тулуп смягчил падение. Он кубарем покатился по рассыпающейся черепице, и едва не свалился на мостовую, удержавшись на самом краю. Аппарат, разом избавившись от семи сотен фунтов груза, прянул вверх. Над головой Юбера пронесся край гондолы — чуть ниже, и ему размозжило бы череп. Уцелевший пропеллер бешено вращался, разворачивая искалеченный корабль. Из гондолы, пожирая парусиновый обвес, выплеснулись языки пламени — от удара развалилась топка, и раскаленные добела угли воспламенили парусину и сухое дерево.