Питер Уоттс - Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия [сборник litres]

Мур отправился на поиски привилегий и темных секретов. Сенгупта, послонявшись рядом и убедившись, что линки надежные, исчезла вслед за полковником.

Брюкс сел в наклонившейся тьме и застыл.

«Что ей сказать? Что ей сказать?

Эй, ты видела, как исчез „Икар“, и мир затрещал по швам? Забавная история…

Помнишь, раньше мы думали, что Бога нет? В общем, все гораздо хуже, чем ты думаешь…

Привет, дорогая. Я дома».

Дэн глубоко вздохнул.

«Глупая идея. Мы же все обговорили. Мне надо… просто нагнать других».

Выдохнул.

«Кто-то должен ей сказать. Она должна знать».

Дэн почувствовал, как уголки рта растягиваются в гримасе презрения к себе.

«Дело не в ней. Все дело в Дэне Брюксе и его разрушающемся взгляде на мир. Ты хочешь вернуться к единственному человеку, который давал тебе хотя бы подобие комфорта. И неважно, заслужил ты его или нет…»

Он вызвал саккадами интерфейс.

Сделал четыре захода, прежде чем система нашла адрес; комок в горле рос с каждой попыткой. Быстронет распадался; все распадалось. Но система имела глубокие корни – старые, тянущиеся вглубь на целое столетие: абсолютно безголовый и, по большей части, чрезмерный дизайн. Функциональность перед лицом наступающей энтропии с самого начала была встроена в его ДНК.

СВЯЗЬ УСТАНОВЛЕНА:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА НЕБЕСА

СЕТЬ «ТИММИНС»

ПРИЕМНАЯ ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ

«Не исчезла. По-прежнему онлайн. Все еще жива». Он даже не мог до конца в это поверить.

– Э, Рона Макленнан, 13 ноября 2086 года.

ПИНГУЮ

«Пожалуйста, ответь».

ПИНГУЮ

«Пожалуйста, будь занята».

ПИНГУЮ

– Дэн.

«О, Господи, она здесь.

Я, наверное, сплю…»

– Привет, Ро.

– Я думала, куда ты пропал. Последнее время дела тут не очень…

Она была лишь голосом во тьме, отдаленным и бесплотным. Никакого визуального сигнала.

– Прости, что не выходил на связь…

– Я и не ожидала. – Кажется, сейчас в ее голосе появилась теплота. Ироничная усмешка, по крайней мере. – Я уже не помню, когда ты заходил в последний раз…

– Ты же сама этого не хотела! Ты сказала…

– Я сказала, что не собираюсь возвращаться, дорогой. Сказала, что не хочу слушать, как ты тратишь наше время, пытаясь меня переубедить.

Он ничего не ответил.

– И я рада, что ты все-таки заглянул, – сказала она, помолчав. – Я рада тебя видеть.

– Я тебя не вижу, – тихо ответил Брюкс.

– Дэн, а зачем?

Он покачал головой.

– Это так важно? Ну, я могу показать тебе… что-нибудь. Если так будет легче.

– Ро, тебе нельзя тут оставаться.

– Мы больше не будем об этом спорить, Дэн.

– Да сейчас не в этом дело! Все изменилось…

– Я знаю. Я на Небесах, а не на Андромеде. Могу видеть в реальности все, что захочу. Бунты, восстания, экологический коллапс. Plus ca change [275] Ничто не ново под Луной ( фр. ). .

– Все стало гораздо хуже после гибели «Икара».

– Да, – медленно протянула она. – «Икар».

– Все натянуто до предела, перебои и потери повсюду. Мне понадобилось четыре попытки, чтобы только найти тебя, понимаешь? А Небеса – не самый малоизвестный адрес на планете. Вся система… страдает склерозом.

– Дэн, она уже много лет все забывает. Вот почему мы называем ее Сплинтернетом [276].

– А я не знал, – он слегка удивился.

– Ты в курсе, чем слон похож на шизофреника?

– Что?

– Слон ничего и никогда не забывает.

Он промолчал.

– Это шутка ИскИнов, – пояснила она, не дождавшись ответа.

– Кажется, хуже я не слышал.

– А у меня таких миллион в запасе. Ты уверен, что хочешь меня вернуть?

«Больше, чем когда-либо».

– Серьезно, как долго, по-твоему, можно оставаться нормальным, если помнишь все, что пережил? Забвение – благо для любой сети. Это не сбой, а адаптация.

– Чушь какая, Ро. Сеть теряет адреса, и это хорошо? А что дальше – станет напряжение ограничивать? Что произойдет, если сеть забудет подать энергию в «Тимминс»?

– Риск есть, – спокойно сказала она. – И я все понимаю. Бэкапы могут сдохнуть. Реалисты ударить. Борцы за права ИскИнов, скорее всего, до сих пор из принципа хотят расправиться со мной за военные преступления, и я не могу сказать, что виню их за это. Каждый новый день здесь может стать для меня последним, но чем это отличается от жизни там? – Брюкс уже открыл рот, но Рона это заметила и поспешила ответить сама:

– Я тебе скажу. Сейчас от меня никому ничего не нужно. Я никому не угрожаю. По сравнению с тобой мой след на Земле ничтожен, и забудь про свой любимый фетиш, я сейчас не про жизнь в палатках. Здесь я могу испытать все, что ты можешь в реальности, и еще миллиард других вещей. О, и кстати.

Она выдержала точную паузу в несколько миллисекунд:

– Мне не надо зарабатывать на жизнь убийством разумных существ.

– Никто не говорит, что тебе надо…

– А теперь давай посмотрим на твой мир. Заразная зомбификация, насколько мне известно, свирепствует, по меньшей мере, в двадцати странах. Реалисты и арьергардные католики расстреливают любого еретика, попавшего в прицел. Пищевое заражение грозит любому, кто не имеет принтера потребительского класса. Уже с десяток лет никто не следит за вымиранием видов, всем наплевать, и… О, кстати, ты слышал о новой военизированной эхопраксии, которая гуляет последнее время? «Джиттербаг», – так они ее назвали. Раньше был стандартный вид – «мартышка видит – мартышка делает» – а теперь, говорят, она мутировала: ты умираешь, танцуя, и прихватываешь с собой друга.

– Разница в том, – мрачно ответил Дэн, – что без электричества я хотя бы могу залезть под одеяло. А если энергию отключат на Небесах, вы все умрете через пять минут. Вы беспомощны, Рона, вы как в карточном домике, который только и…

Она не ответила. Он не закончил.

Брюкс задумался, насколько она изменилась, что осталось за этим нежным, неумолимым и нереальным голосом. Ее мозг не тронули или уже заменили гибридной имитацией из нейронов и арсенида? Какая часть его жены исчезла за два года? Постепенный каннибализм и непрерывная замена плоти минералами всегда пугали Брюкса до одури.

А она это полностью принимала.

– Я видел такое, – сказал он ей, – что может перевернуть мир.

– Мы все видели. Мир сейчас довольно шаткий.

– Ты можешь заткнуться и выслушать меня? Я не о треклятых новостях говорю, а о том, что… я видел такое… Я осознал, почему ты ушла, понял, наконец. Никогда не понимал, а сейчас, клянусь, присоединился бы к тебе в любую секунду, если бы мог. Но не могу. Для меня это не трансцендентальность и не восход в лучший мир, а будто смерть. Словно я сам исчезну, а на Небесах окажется мой двойник. В смысле, мне даже от КонСенсусного имплантата в голове плохо. Будто все, что меняет мой разум, убивает меня. Понимаешь?

– Разумеется. Ты боишься.