Питер Уоттс - Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия [сборник litres]

Но ему не похер. Он-то может и отдал концы, а вот железы еще сопротивляются. Пока. Он же не отказался. Интересно, а вообще хоть кто-то отказался бы?

– Ну слава тебе Господи! – восклицает Кэт и тянется куда-то за пределы зрения Коджо. А потом, перед тем как все чернеет, говорит:

– Добро пожаловать в корпус зомби.

Правда, на самом деле их подразделение называли иначе.

– Уясните одно. Нет ни одной причины, по которой солдаты должны хотя бы нос показывать на поле боя.

Тут их все звали Зеро, причем «З» никакого отношения к «зомби» не имела.

– Более того, нет ни одной обоснованной причины, по которой в любой нормальной операции должно быть поле боя. В принципе. Ведь у нас для этого есть экономическая инженерия и Облачный контроль. И если они облажаются, в дело вступят дроны, боты и ТИИ.

Зеро, ноль, нулевая сумма. Ну или как выразился сержант Силано: «Каламбур, уловили? Когито эрго». Всяко лучше, чем «бригада ничтожеств», как предположил Гэрин.

Асанте слушает вводную лекцию по тактике: искусственного инструктора можно даже принять за настоящего, если бы только он не вещал с таким воодушевлением.

– Есть только одна причина, по которой могут вызвать вас, и заключается она вот в чем: все настолько капитально обделались, что теперь в зоне конфликта бушует настоящая буря дерьма.

А еще Асанте бежит вверх по склону горы. Маршрут прекрасный, двадцать километров скал, сосен да мшистого валежника. Тут больше живой зелени, чем во всей пустыне Северной Африки. Асанте даже жалеет, что так ничего и не разглядит.

– Само ваше присутствие говорит о том, что миссия накрылась: ваша работа спасти все, что можно выгрести из-под обломков.

Никакой зелени он не видит. Да и вообще ничего не видит, если уж на то пошло. Асанте ослеп с самой побудки.

– К счастью для вас, экономика, ИИ и Облачной контроль лажают постоянно.

Слепота не полная. Он по-прежнему видит свет, расплывчатые формы в постоянном движении. Как будто смотришь на мир сквозь навощенную бумагу. Когда ты – пассажир, глаза колеблются. Разумеется, они всегда колеблются, взгляд постоянно перескакивает с одного на другое – это называется «саккады» – но мозг все редактирует, выбрасывает движения и перескоки, клеит ясные куски воедино, создавая иллюзию непрерывности.

Но не сейчас. Тут темп саккад зашкаливает, не упускается ничего. Полный сбор данных. Асанте, конечно, ни черта не может разобрать, сплошное мельтешение, все в кашу, но это нормально. Что-то него внутри видит прекрасно: в конце концов, руки и ноги Асанте сейчас двигаются, а он тут вообще ни при чем.

Другие чувства работают по полной: он ощущает ладонями жесткость каната, по которому взбирается на скалу, вбирает запах земли и сосновых иголок, усеивающих тропу. Асанте все еще чувствует еле заметный привкус меди, оставшийся после того, как прикусил щеку пару километров назад. С невероятной четкостью слышит голос по связи. Зомби внутри тоже все впитывает, но у барабанных перепонок нет саккад. Осязательные нервы не прыгают под кожей. Только глаза: по ним сразу все понятно. А еще по тому факту, что тело одержимо синдромом чужой руки.

Асанте называет своего зомби Злым Близнецом. Прозвище придумал отец, когда восьмилетний Коджо в третий раз за неделю отправился на прогулку из-за приступа лунатизма. Как-то за завтраком Асанте рассказал эту историю остальным членам отряда, и только потом понял, какую ошибку совершил. Он до сих пор старается ее загладить.

Сейчас же смеха ради пытается хотя бы на секунду остановиться. Но ЗБ бежит, прыгает, ползет так же, как последние два часа, спокойный и автономный. Все дело в ретросплинальном канале, который вплавили Коджо в кору мозга с месяц назад, крохотном затворе, отделяющем разум от сознания. Этот мод Коджо втравили с помощью нейрокружева, сети нанотрубок и старого доброго метода «поджарь-подрежь». Еще подправили средний мозг, откорректировав древние подпрограммы, отвечающие за преследование жертв. В орбитофронтальную кору ввели гаситель, гарантирующий поведенческое согласие (как говорит Мэддокс, «нельзя, чтобы твоя лучшая половина оставила ключи себе, если ты решишь их вернуть»).

Свежие шрамы после операций чешутся. Голова двигается с нервирующей инерцией, словно в нее вогнали кило свинца, а не пару граммов арсенида и углерода. Коджо не понимает и десятой доли того, что с ним сделали. Но боже, как же хорошо быть таким сильным. Кажется, его тело сейчас может голыми руками разорвать целый взвод солдат.

Иногда он так радуется целых пять – десять минут, пока не вспоминает о других трупах, которым сделки не предложили.

Без всякого предупреждения ЗБ делает пируэт в сторону, поднимает руки вверх и тут Асанте начинает видеть. Буквально на миллисекунду, яркое и отчетливое чистое пятно в море тумана: локхидовский «Питбуль» взгромоздился на гранитный выступ слева, конечности расставил, пулеметы уже начали крутиться. В следующий момент Асанте снова слепнет, отдача идет вдоль руки, как маленькое землетрясение. А тело даже с ритма не сбивается.

– Так, это был захват цели, – замечает инструктор. – Наслаждайтесь видом.

Потом, воспользовавшись возможностью, повторяет основы – только во время захвата цели глаза фокусируются на одной точке достаточно долго, чтобы пассажир мог выглянуть наружу – и снова начинает хвастливо тараторить о системе связей прямой видимости.

Асанте даже не уверен, что остальные слушают то же самое. Тивана из новичков, так что, скорее всего, и она страдает от этих вводных лекций. Калмю точно перешла к курсу по ранениям на поле боя, Гэрин – к инженерному. По словам Мэддокса самому Асанте, наверное, со временем достанется биовооружение, чего образованию пропадать.

Чтобы подготовить готового к бою специалиста, нужно девятнадцать месяцев. Зеро справляются за семь.

Ноги Асанте прекращают двигаться. Со всех сторон доносятся тяжелые вздохи. Голос лейтенанта Метцингера щекочет пространство между ушами:

– Пассажиры, можете пройти в кокпит.

Переключатель захоронен в зрительной коре и связан с силой воображения. Его называют «мандалой». Каждой рекрут выбирает свою и держит ее в секрете: у хитроумного противника не должно быть и малейшего шанса подбросить мастер-ключ на какой-нибудь плакат в разгар битвы. Паттерны не знают даже техники, имплантаты закодированы двойным слепым методом проб и ошибок. «Что-то личное, – говорили участникам программы. – Что-то уникальное, что легко вообразить».

Мандала Асанте – это последовательность четырех слов, набранных рубленым шрифтом. Их он сейчас и представляет:

ВСЕ ТАВТОЛОГИИ

ЭТО ТАВТОЛОГИИ