Андрей Самойлов - Последний переход

Егор усмехнулся, догадываясь:

– И сегодня именно такой день…

– Именно, – подтвердил Аркадий.

– И ночь будет такая же…

– Воробьиная, – вспомнил Пашка.

– Видимо, так. – Аркадий кивнул.

– Ладно, – сказал Княженцев. – Живы будем – не помрем. Как твой телефункен?

– Молчит. – Павел пожал плечами.

– А твой? – обратился Егор к Обноскову.

Тот только рукой отмахнулся.

– Ясно… Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?

– Очень может быть, – охотно молвил Кауфман.

– Да. А раз так – зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..

Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.

– Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.

Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:

– Ну, вот и все… Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?

– Попозже, Клавдия Макаровна! – бодро отрапортовал Забелин. – Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, – он повел рукой, – уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.

– Комаров нет, это верно. – Клавдия Макаровна прошла в дом. – Ну, попозже так попозже…

Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров – так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.

И вот теперь – ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.

Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку… Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.

Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.

Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги… как скоро прояснялись они, все пропадало… наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище…»

Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза – брякнула щеколда.

Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.

Вроде бы Егор – вот спроси его – не смог бы сказать, что снилось ему этой ночью. Но что-то снилось, черт его возьми, было нечто. Он и проснулся с этим чувством, тяжеловатым, каким-то сосущим: что-то снилось, гадость какая-то. А что?.. Нет, не вспомнить.

Он пошевелился на своем матрасе и скосил глаза влево. Увидел Пашку, спящего сном младенца, с руками поверх покрывала – наверно, в казарме приучили так. Перевел взор вправо, на кровать Виталия…

И никого там не увидел. Подушка, скомканная простыня.

«Смотри-ка, взбодрился уже», – подумал Княженцев и стал смотреть в окно.

Небосвод казался отсюда ясно-голубым, но все же ощущалось, что он еще чуть-чуть сонный, в утренней легчайшей дымке, которая через часа полтора-два исчезнет… Егор безотчетно улыбнулся, вспомнив, как он точно так же просыпался в детстве и счастливыми глазами глядел в небо, предвещавшее долгий летний день. И вся жизнь впереди, как этот день… а может быть, он возьмет да и останется навсегда, и никогда не закатится солнце за горизонт, и жизнь тоже станет бесконечной, под стать изменившемуся миру.

Правда ведь, было такое! Казалось бы, давным-давно забылось, а вот нет, взяло и вспомнилось, да и когда? В самое неподходящее время, когда влипли в такую уродскую историю…

Так думал Егор Княженцев, лениво закинув руки за голову. И странное дело, никакой грусти-печали не было в его душе – ни об ушедшем прошлом, ни о неказистом настоящем, ни о неведомом будущем. Да и мыслей, собственно, никаких таких особых не было: просто покой в сердце, ну и хорошо, что так. Утро и в самом деле мудренее вечера, и уже коли оно славное и светлое, значит, будем жить!

– Князь! – шепотом окликнули его.

Пашка проснулся, смотрел с кровати.

– С добрым утром, – просто сказал Егор.

– Надеюсь, – помолчав, ответил Забелин. – А что это ты такой оптимистичный?

Егор подмигнул ему:

– В каждом философе оптимист и пессимист живут вместе, как в избушке с одним окном. Кто из них первым подойдет к окну – этого я и сам не знаю…

– Ну, блик, – только и сказал на такой замысловатый оборот Пашка, заворочался на кровати, чем, наверное, и разбудил Аркадия, спавшего на полу чуть поодаль. Тот зевнул, потянулся и открыл глаза.

– Не спим?.. – спросил он формально, ибо не слепой.

– Так точно, – откликнулся Пашка. – А сосед наш и вовсе где-то уже барражирует.

– А который, собственно, час? – Аркадий выпростал руку из-под одеяла. – Вот дьявол, часы встали…

Он занялся своими часами.

– Утро, – уверенно добавил Пашка, глянув в окно. – Часов… так полвосьмого примерно. Ну что, вставать?

– Да, наверное, – сказал Егор. – А кстати, что делать будем, чем заниматься?

Вопрос простой, но не в бровь, а в глаз. В самом деле, чем заняться-то?..

– Там видно будет! – решил Павел и сел на кровати. – А сейчас – подъем!

Ну подъем так подъем. Встали, оделись, заправили свои лежбища. Умываться надо было во дворе, Клавдия Макаровна еще вчера показала, где.

Она сама, как выяснилось, давно уже встала, отправила корову пастись и возилась теперь на огороде.

– Утро доброе, утро доброе, – радушно приветствовала постояльцев она. – А что же четвертый ваш друг? Заспался?..

Этим вопросом Клавдия Макаровна поставила постояльцев в тупик.

– То есть?.. – пробормотал Пашка. – А он разве… вы что, разве его не видели?

– Утром-то? Нет, не видела. Только ночью.

– Как – ночью?!

– Ну, то есть не то чтобы видала, а сон-то у меня чуткий… Слышу – проснулся, пошел во двор. А вы не слышали?

Странники переглянулись.

– Н-нет, – не очень уверенно произнес Павел. – И в каком часу это было?

– А не знаю. – Клавдия Макаровна поставила ведра на землю. – Ночью уже глубокой. В два, в три… А что, нет его в избе?

– Нет, – сказал Павел.