Андрей Самойлов - Последний переход

– Хорошо, оч-чень хорошо, что вы прибыли! Рад. Очень рад… А у нас тут, признаться, так и думали, что вы нас поддержите! Эти-то уроды, конечно, тоже гавкали: мол, юго-восточные за нас будут! Как же, будут! Вот вам – шиш.

И вправду показал грязный кукиш.

– Ну, вообще говоря… – веско проговорил Забелин. – А что, кроме нас никого еще не было?..

Тут камуфляжный деятель заколыхался в смехе. В понимающем этаком, приближенном к тайному знанию, к государственным секретам.

– Шутить изволите?..

– Совсем даже нет, – ответил Павел очень спокойно. – Мы действительно не знаем.

– Ах, ну да, – на сей раз в голосе зазвучала ирония. – Бы же у себя там все по неизведанным мирам путешествуете…

– Вот именно. – Забелин солидно улыбнулся. – Нас давно здесь уже не было… Поэтому мы слегка не в курсе текущих событий.

Егору показалось, что Павел начал говорить лишнее, и он предостерегающе кашлянул.

Но бровастый лишь хихикнул подобострастно:

– Ох уж, эти мне юго-восточные! Все темните, темните… – А вот тут ему самому, похоже, почудилось, что он ляпнул лишнее, и он затараторил: – Шучу, шучу. Кстати, я не представился?.. Прошу прощения!

Он приосанился, резко выпрямил спину, молодецки повел плечами – причем от этого движения шибануло в носы окружающих терпким потным амбре. А он еще и каблуками лихо пристукнул:

– Командир второго разряда Бурдюк-Свистунов, Григорий, сын Петров!

Егор едва удержался от того, чтобы не прыснуть со смеху, но Павел вполне серьезно и корректно кивнул:

– Забелин Павел Васильев, – и повел рукою: – Мои друзья.

Все представились столь же церемонно, лишь Юра коротко бросил:

– Юрий, вольноопределяющийся, – и незаметно подмигнул Егору, поймавшему его взгляд.

– Так, так, – с удовольствием проговорил Бурдюк, взявшись обеими руками за ремень, на котором – только теперь заметил Княженцев – болтался причудливого вида пистолет, типа маузера, но не маузер. Похоже, еще что-то хотел сказать, но тут в комнату ввалился длинный, узкоплечий и почему-то печальный мужик, в холстинной серой робе и с неуклюжим железным ящиком на спине.

– А! – вскричал Бурдюк, и его брови стали похожи на разведенный мост. – Явился – не запылился… Видали дурака? – обратился он к новым своим знакомым.

Мужик скуксился пуще прежнего.

– А-га-га! – заржал Бурдюк. – А знаете, как его зовут? Эй ты, рыло! Ну-ка, скажи, как тебя зовут?!

Длинный скукожил такой кисляк на лице, казалось – еще чуть-чуть, и заплачет.

– Ну… – плаксиво проныл он.

– Чего ну? Чего – ну, рожа? Говори, как зовут, тебя спрашивают!

– М-м… – тенорком гукнул длинный. – Ну, Кобылий Кирпич, Данилко. Климов сын.

Тут Бурдюк раскатился в беззвучном смехе, весь сожмурился, лишь рот отверзся, показав мелкие желтые зубы. Кирпич же, видя это, окончательно понурился, плечи обвисли, кисти рук поникли до колен.

Пока дурак Бурдюк-Свистунов так смеялся, наши странники молча и отчужденно смотрели на него. Командир же второго разряда хохотал, хохотал всласть, покуда до него не стало доходить, что хохочет он один.

Он прекратил смех и с удивлением выпучился на людей – а чего, дескать, они не смеются?.. Вернее, выпучился он на одного Павла. Павел и ответил ему очень сухо:

– Простите, не понимаю, что здесь такого смешного.

– Не пони… – Бурдюк подавился словом. – Не понимаете? Ко… Кобылий Кирпич… Не понимаете?

– Нет, – отчеканил Забелин так, что Бурдюк побагровел. – Я здесь не вижу ровным счетом ничего, кроме того, что вы всячески оскорбляете вашего подчиненного. Ведь он подчиненный ваш? Подчиненный, я вас спрашиваю?!

– Подчиненный… – прошелестел уничтоженный Бурдюк.

– Ну вот. У нас за такие дела сразу – к стенке. Понятно?

– По… Понятно…

– То-то же. А теперь… – Павел зачем-то обвел строгим оком соратников. – Теперь нам необходимо пообедать. Обеспечьте! – И своим: – Пойдемте!

После чего, не дожидаясь прочих, тронулся на выход. И все четверо молча, с неприступными лицами прошли мимо как громом пораженного Бурдюка.

– Пойдемте, – мягко сказал Павел Кирпичу, беря его за локоть.

Кирпич просиял, суетливо побежал впереди, железный ящик на спине запрыгал. Егор увидел, что к ящику приделана скрученная в кольца гофрированная кишка. «Огнемет», – подумал он.

А Бурдюк засуетился, закрутился вьюном, подбежал к Павлу. Тот уже начал спускаться по лестнице.

– Мы это сейчас… – Бурдюк кинулся вперед, шумно затопал башмаками. – У нас кухня тут… Сейчас… Сию секунду сделаем! Я сам лично!..

– Лично, под персональную ответственность, – согласился Забелин. – И поживее!

– Да, да! Так точно!

И по лестнице припустил стрелой – только его и видели.

– Мощно ты с ним, – сказал негромко Егор Павлу.

– Психология, – так же вполголоса отозвался тот. – С такими надо только так. Это я уж на службе усвоил. Они, если с ними по-хорошему, принимают доброту за слабость, а порядочность за глупость, и на шею садятся. А раком его поставишь – уважать будет… Ты с ним, если что, тоже не стесняйся. Такие все стерпят.

Они вышли на улицу и невольно сощурились от бьющего в глаза солнца. Парадное выходило на солнечную сторону.

Впрочем, как и та, эта сторона являла собою дымящиеся, кое-где догорающие развалины. Когда глаза привыкли к слепящему свету, Егор разглядел людей – и суетящихся, бегающих за чем-то туда-сюда, и сидящих вокруг больших котлов, исходивших сытным, солидным паром. Эти сидящие поочередно, с неторопливой мужицкой основательностью зачерпывали ложками густое, жирное варево; бережно, ковшиком держа свободную руку под ложкой, отправляли похлебку в рот, глотали, причмокивали.

Эта неспешность военно-полевого обеда выглядела очень уж вкусно. Егор сразу же почувствовал волчий аппетит, рот вмиг наполнился слюной.

– Послушайте… – обратился он к Кирпичу, но осекся.

Взгляд его случайно упал влево, и Княженцев увидел нечто.

Оно было совсем обыденным в этой обстановке. Но от этого было не менее страшным.

Там лежали мертвые. Сваленные в небрежную кучу.

– А… – против воли вырвалось у Егора.

Кирпич с готовностью повернулся.

– А, это, – легко сказал он. – Мертвяки. Наши. Их сюда стащили. Хоронить будут. А ихних… – Он махнул рукой и дребезжаще рассмеялся: – Ихние так падлом и валяются!

Аркадия передернуло от этих слов.

– Валяются! – воскликнул он. – А вы… – Здесь он сдержал себя и сказал так: – От этого болезни могут быть. Трупы ведь разлагаются, заражают местность. И потом… там же не только враги ваши, но и мирные жители, наверное. Так ведь?

Лицо Кирпича мгновенно стало печальным, соболезнующим.

– Так, так, – закивал он… Вздохнул: – Мирные, да… Побито много. Ужасть сколько! Но все тот гад, Чухонин! Он первый начал. Слыхали про него?