Андрей Самойлов - Последний переход

Все разобрали свое оружие, побрели вдоль стены к сравнительно уцелевшему пятиэтажному дому.

Генерал шел, любезно приговаривая:

– Милости просим, господа… После сытного обеда, так сказать… хе-хе! Отдохнете, в тишине, в спокойствии… А затем мы вас и еще провиантом обеспечим, и между прочим, патроны к вашим аэрам найдутся…

– К чему?! – брякнул Егор; спохватился, прикусил язык, но – поздно.

Генерал непонимающе задрал брови.

– Я говорю… – несколько помолчав, сказал он, – к автоматическим ружьям вашим. АР-8, так ведь они называются?

– Да, – поспешно ответил Павел. – Именно восьмая модель, но модернизированная.

– Вот я же и говорю… – Генерал оглядел Беркутова. – А у вас… – Тут он запнулся чуток. – У вас, я смотрю…

– Это несколько другой тип, – спокойно сказал Беркутов. – Но патроны те же.

– Так, – согласился генерал. – Гм…

Сергей Аристархович усмехнулся как-то через силу.

– Вас униформа моя интересует?.. Это другой департамент, точнее сказать не могу. Секрет.

– Так, – повторил генерал уважительно. – Весьма понимаю-с… Вот мы, в сущности, и пришли. Вот это парадное… Ну-ка, братцы, расступитесь!

Последние слова были обращены к вооруженным людям, вышедшим из подъезда и остолбеневшим при виде процессии. Рты раскрылись, глаза округлились от субординационного ужаса… Но генеральский рык оживил их: с шумом и топотом они ринулись в сторону, толкая друг друга на бегу.

Генерал посмеялся:

– Воспитывать приходится. Без этого нельзя-с… Однако, прошу, господа.

Вошли в парадное, где царила приятная прохлада. Кроме нее, царил там еще и страшный разгром – а все-таки, несмотря на разруху, отбитую лепнину потолочных карнизов, выбитые окна, мусор и битое стекло повсюду – несмотря на все это, сразу было видно, что это роскошный барский дом, именно столичный: мозаичный пол, мраморные ступени… Егор вздохнул незаметно: ему всегда больно было видеть упадок.

– Сюда пожалуйте, в третий этаж, – уверенно баритонил генерал.

На третьем этаже в распахнутых настежь дубовых дверях поджидал их вездесущий Бурдюк.

– Сюда, сюда-с… Ждем-с!

Огромными пустыми, мертвыми комнатами они прошли в комнатку неожиданно маленькую, уютную, оклеенную веселыми голубыми обоями.

«Детская», – как по наитию понял Егор.

Вдоль стен здесь стояли шесть кроватей: три у одной стены, три у другой. Стекла в окне были, конечно, выбиты, и дул несильный сквознячок.

– Располагайтесь, прошу. – Генерал хозяйски повел рукой. – Не прислать ли кого в ваше распоряжение? Могу рекомендовать своего ординарца, малый изрядный, расторопный и не болтун.

– Спасибо, ваше превосходительство. – Павел улыбнулся. – Ординарца не надо, а неплохо бы того, которого мы повстречали там. Он, кажется, у вас огнеметчиком служит.

Генерал строго повернулся к Бурдюку:

– Кто таков?

Тот заплясал на месте от рвения:

– Есть такой! Кобылий Кирпич! Из мобилизованных.

– Да-да! – обрадовался Забелин. – Он самый. Так распорядитесь, пожалуйста.

– Обеспечь! – распорядился генерал. А гостям деликатно: – Ну-с, не смею вам мешать. Счастливо отдохнуть!

И щелкнул каблуками – сабельно лязгнули шпоры. Затем он поправил бабочку, и Егор только сейчас заметил, что рука у него холеная, с тщательно обработанными, но не слишком чистыми ногтями.

Полуприкрыв дверь, генерал удалился; долго еще слышалось слабеющее звяканье шпор по паркету.

Княженцев положил автомат и с огромным удовольствием обрушился на ближнюю к окну кровать.

– Ух-х! – всласть выдохнул он. – Кайф, братцы!..

Братцы, похоже, княжеских простодушных восторгов не разделяли. Они как-то неуверенно стали разбредаться по комнате, подходить к кроватям – Юра зачем-то подошел к одной, взялся за железную спинку, потряс ее. Лицо его выразило тягостное непонимание происходящего.

Егору же, наоборот, неизвестно отчего сделалось легко и беззаботно.

– Да плюньте вы, Юра! – сказал он. – Ну, промахнулись, бывает. Прорвемся!

Юра сложно этак повел бровями, носом, верхняя губа дернулась. Он сел на кровать.

– Да ведь… – уныло молвил и не закончил.

– Что? – Егор вскинул брови.

– Скверно.

– Не надо опускать руки.

– Я не опускаю. – Юра вздохнул. – А все-таки дурак я.

– Ну вот, надо же, экая самокритика! – рассмеялся Егор. – Ладно уж, скажите: умный!..

– Если умный, то задним умом, – вяло улыбнулся Юра. – Теперь-то я, конечно, вижу… А тогда я в таком восторге был, что наконец-то… Старался не замечать, думал, мол, ерунда. Ан нет, не ерунда!

– Как-то туманно говорите, тёзка, – удивился Княженцев.

Юра откашлялся и изъяснился более внятно:

– Когда наконец-то всё совпало, и мы все пошли к дольмену, я там, сидя внутри Юры, так ликовал, так уж ликовал… Это сладкое слово свобода! И не замечал, что ситуация-то вокруг складывается аховая… а уж если честно, то старался не замечать. Думал: пронесёт. Но – бац! – не пронесло. Эта нечисть все-таки загнала нас куда-то не туда.

Аркадий присел на соседнюю с Юриной кровать. Пружины тихо скрипнули.

– Вы имеете в виду те наваждения, которые случились там… в части, и позднее, по дороге? И уже там, на склоне?..

– И их тоже.

Здесь Юра помолчал, как бы не решаясь: говорить ли, не говорить нечто… Решился:

– Помните, там. в части, когда темень пришла, и всякая нечисть… и покойник стал смотреть на вас?

– Почему на вас? – сразу поправил Егор. – На нас.

– На нас, – согласился Юра. – Но вы помните?

– Ещё бы! И хотел бы, да не забудешь. Вы ещё сказали тогда, что это, мол, утопленник.

– Это Юра-первый сказал. Но абсолютно верно. Это утопленник. И вы его знаете.

От этого сообщения все малость обомлели, однако Аркадий моментально догадался:

– Семён?..

Юра-второй грустно кивнул.

Повисло тягостное молчание. Секунд, наверное, десять длилось оно, после чего Егор спросил изменившимся голосом:

– Как вы это знаете?..

Юра пожал плечами:

– Как? – Сплёл пальцы рук, похрустел суставами. – Да вы сами, по сути, это знаете…

Егор подумал. Кивнул:

– Да.

Понятно, что у всех у них была разная степень иммунитета к воздействию «зираткульской одури». И самой слабой эта степень оказалась у Семена. Он сначала потерял сон, там в вагоне, ворочался, не мог уснуть. У него стало путаться сознание, а потом внезапно нахлынула, наоборот, сонливость. Он слабел. И когда поплыли по реке, продолжал слабеть, жизнь уходила из него, а он, видно, не понимал, что с ним творится, да и никто вокруг не понимал… Но вот пришёл миг – и нечисть, воплотившаяся в стихию, обрушилась на них. Она обрушилась на всех, а забрала с собою только его одного…

– Ч-чёрт… – проговорил Княженцев тихо и поднялся. Сел. – И что же, он пошёл камнем на дно?