Юрий Силоч - Союз нерушимый… [litres]

– Постираю! Пошли! – старуха загнала меня в ванную и, отодвинув шторку, объяснила не терпящим возражений тоном школьной учительницы: – На стену не лей, плесень мне тут не нужна! Тазики на пол выставь! – тонкий коричневый палец ткнул в старые тазы, сделанные, судя по толщине, из танковой брони. – Шампунь и мыло в шкафчике! Мочалку бери синюю! Будешь выходить – под ноги постели тряпку! – хозяйка зацепила клюкой кусок полосатой ткани, в котором я узнал старый халат. – И воды чтоб немного! Переодёвку сейчас дам. И не вздумай мне тут! – погрозила она мне и вышла.

Хотелось закрыться, но я не обнаружил ни крючка, ни шпингалета, поэтому, пожав плечами, сбросил на пол грязное вонючее тряпьё, в которое превратилась одежда, осторожно размотал бинт, и, забравшись в ванную, включил воду, да погорячее. Я с наслаждением отскребал грязь, пока не вскрикнул, увидев, что ко мне за шторку просунулась дряблая рука, которая принялась закручивать вентиль.

– Я говорила, чтоб воду не лил!

– Эй! – не сдержал я гневный возглас. – Я тут вообще-то без одежды!

– Чего я там не видала? – проворчала хозяйка и скрылась.

Когда я вылез и осмотрел голову, на которой белел послеоперационный шрам, уже успевший немного затянуться, то заметил, что моя одежда вместе с пистолетами в карманах исчезла, зато появилась табуретка с каким-то белым мужским бельём и трико с дыркой между ног. Одежда была великовата и пахла затхлостью, но всё равно я был чертовски за неё благодарен.

Зачем старуха это делала? Я решительно не понимал и оттого чувствовал себя неловко.

После того как я вышел из ванной, туда сразу же ворвалась хозяйка.

– Я же говорила, на стену не лить! – проворчала она.

– Простите, – промямлил я. – Я старался.

– Старался он… – уничтожающе посмотрела на меня старуха и стала вытирать стену той же тряпкой, на которой я стоял минутой ранее. Получалось у неё плохо – спина практически не разгибалась.

– Давайте помогу, – предложил я, но ответом меня не удостоили.

После проверки ванной хозяйка отвела меня на кухню, усадила за стол и поставила дымящуюся тарелку ароматного борща. Очень быстро рядом появилась стеклянная банка с искусственной сметаной, блюдце со свежими пирожками и пара кривых бледных огурцов.

От острого чувства благодарности перехватило дыхание.

– Спасибо огромное, – выдавил я, наконец.

– Ешь-ешь, – в этот раз голос хозяйки прозвучал без привычных мне командирских ноток, но я подчинился куда охотнее.

Это был самый вкусный борщ в моей жизни – и не потому, что я был голоден. Поначалу я пытался сдерживаться, но очень быстро потерял контроль и поглощал эту вкуснотищу, урча от удовольствия и хлюпая. Пирожки оказались с картошкой и, как только что борщ, открыли для меня новые горизонты вкуса привычного блюда. Мягчайшее тесто, которое таяло во рту, картошечка с лучком внутри – боже мой, я хотел бы быть внуком этой вредной старушенции. Расправившись со всем, что было предложено, и откинувшись на спинку деревянного стула, я горячо и многословно поблагодарил хозяйку.

– На здоровье, – коротко ответила она.

– Почему вы вернулись? – задал я, наконец, давно вертевшийся на языке вопрос.

– Да у нас тут часто шарятся всякие. Но ты единственный, кто извинялся и прощения просил. Интеллигент вроде. Да и жалко стало. Котов-то кормлю, хоть соседи и не дают, а тут человека выгнала.

– Спасибо, – сказал я ещё раз. – Даже не знаю, как вас благодарить… Э-э… – я замешкался, поняв, что до сих пор не знаю имени хозяйки.

– Зинаида Григорьевна.

– …Зинаида Григорьевна, – улыбнулся я.

– Что с тобой случилось-то? Пальто хорошее. Да и остальной костюм тоже вроде ничего. Приличный человек, вежливый. А в грязи и у батареи вертится.

– Не помню, – я пожал плечами, стараясь, чтобы это выглядело как можно искреннее, и прикоснулся в голове. – В больнице очнулся. А там и так мест нет. Лежал в коридоре, а потом надоело на казённых харчах. Сбежал, думал, вспомню что. А вот не вспомнил.

– Складно излагаешь, – Зинаида Григорьевна сощурила правый глаз, и я почувствовал себя на допросе. – Ладно, допустим.

– Я не хочу вас стеснять, – помотал я головой. – Как только высохнет одежда, я уйду. Спасибо, вы и так много для меня сделали, – я только что понял, что своим присутствием в квартире обрекаю хозяйку на неприятности.

– Ишь, уйдёт он, – в голос вернулись знакомые мне ворчащие старческие нотки. – Так сделаем: на сегодня можешь остаться, я тебе в зале постелю. Но дверь запру, чтоб не баловал! – я решил не уточнять, зачем Зинаиде запирающаяся дверь в зал при отсутствии шпингалета в ванной. – А завтра пойдёшь работу искать. Одёжа не успеет высохнуть, небось, я тебе старую дам, дедову.

– Спасибо, – я горячо закивал. – Спасибо огромное.

«Интересно, куда она дела мою одежду и пистолеты?»

– А пока – удружи-ка бабке. Надо по дому кой-чего. Я-то сама сделать не могу, хожу еле-еле…

Разумеется, я согласился помочь, и в итоге Зинаида гоняла меня по дому весь день и вечер, так что борщ и мытьё я отработал сполна. Для начала я разгрёб и выбросил старые громоздкие штуки, которыми был забит весь балкон. На помойку пришлось вынести несколько больших коробок всякого барахла. Каждую вещь Зинаида, казалось, отрывала от сердца и решалась выбросить, только если понимала, что она ей совсем не нужна и в ближайшие несколько лет точно не пригодится. Старые электронные детали, треснувшая посуда, безнадёжно сломанная старая газовая плита – всё это я, облачившись в «дедово» и скрывая лицо шарфом, оттаскивал на помойку.

Коричневый пиджак был слишком широк, а брюки длинноваты, но зато серый плащ сидел, как на меня пошитый. Судя по размерам, муж Зинаиды, которого я видел на фотографиях в старой электронной рамке, был мужчиной крупным – офицер-десантник с широкими даже в старости плечами, квадратной челюстью и глазами убийцы.

– Быстро помер, стервец, – рассказывала о нём Зинаида. – Сидели, телевизор смотрели, а тут раз – и нету. Аж завидно. Старый осколок в кровоток попал, и всё… А я эту костлявую уже жду не дождусь, разваливаюсь на части, а её всё нет и нет.

Вытащив мусор, прибив прикроватную полку на полметра ниже, натянув пару бельевых верёвок на балконе, подклеив обои у потолка и прочистив стояк раковины, я, наконец, получил высочайшее разрешение отдохнуть.

– Только перед этим последнее задание тебе. Подкрути дверцу шкафа. У деда инструменты возьми.

«У деда» означало «в небольшой кладовке». Офицер был дотошным и любил во всём порядок: баночки с рассортированными гвоздями, каждому инструменту своё место в самодельном шкафчике с ячейками, гаечные ключи на стенах висели в порядке возрастания размера.