Михаил Ахманов - Солдат удачи

– Отчего они плачут? – спросил Дарт.

Констанция шевельнулась.

– Они скорбят о погибших в Великой Войне, развязанной джерасси Йодама. Помнишь, я рассказывала о тех временах? О древней эпохе перед Посевом? Когда Анхаб был разделен и люди, обитавшие на разных континентах, мнили себя различными народами, не зная, что корень их един, а облик – эфемерен… Смотри – вот они, перед тобой! – Она раскинула руки, словно обнимая длинную шеренгу изваяний. – Такими они были – наши предки, древние расы Анхаба; таков был их облик, пока им не открылась тайна преображения. Семнадцать статуй, семнадцать рас… Символ единства, воздвигнутый ориндо… Они не похожи, но горе объединяет их – горе и память о тех, кто умер, не ведая истины.

– Истина – способность к преображению?

– Да. Но мудрецы ориндо видели в истине внешний и внутренний смысл. Внешний – счастье и мир; они говорили, что у разумных существ есть лишь одно назначение: прожить свою жизнь счастливо, без обид и лишений, не причиняя горя никому. Внутренний смысл глубже и сложнее… Внутренний смысл – Великая Тайна Бытия, вопрос о том, куда мы уходим по завершении жизни. – Констанция опустила голову, и прядь длинных волос упала на ее лицо. – Ориндо были правы… – тихо прошептала она. – Они умели задавать вопросы… Они ошиблись лишь в одном: счастье тоже эфемерно, если не знаешь, что ожидает за гранью… Два смысла истины связаны, зависят друг от друга: лишь тот человек, который счастлив, а значит, уверен в себе, может раскрыть Великую Тайну, и, только раскрыв ее, он обретет уверенность и счастье. Иначе сомкнется над ним мрак бесцельности – ведь жизнь повенчана со смертью, и вместе с тобой исчезает все, что успел накопить, перечувствовать, создать. Все, понимаешь?

– Ориндо не раскрыли этой тайны? – спросил Дарт после долгого молчания.

– Нет, хотя их нельзя обвинить в легкомыслии. Они считали, что это – дело потомков, задача грядущих поколений, жизнь которых будет наполнена радостью, обильна знанием, и потому они найдут ответы на все вопросы. Но так не получилось… Не получилось, Дарт! Орден ориндо угас в эпоху Раннего Плодоношения, а тех, кто наследовал им, увлекло другое – космическая экспансия. Они позабыли, что все начинается здесь, а не в галактических пространствах… – Она откинула резким движением волосы и положила ладонь на лоб. – Здесь тоже галактика! Здесь миллиарды клеток-нейронов, и каждая – сложней звезды! И нет корабля, чтоб проторить дороги между ними, и нет иных приборов, кроме мозга, чтобы услышать откровения, предвидеть будущее и познать, куда и как течет ментальная река… Мы поняли это слишком поздно, мой милый генерал. Поняли в те тысячелетия, когда не осталось людей с природным даром, способных изучать миры, сокрытые от наших глаз.

– Я не забыл, моя принцесса. Нет людей, что могут заглянуть за грань, и потому вы ищете разгадку тайны на планетах Темных… Ты сказала, что это единственный путь исследования. Если нельзя самим решить проблему, воспользуйся опытом других.

– Да. У тебя хорошая память.

– Сомнительный комплимент для человека, который не помнит собственного имени, – с усмешкой отозвался Дарт. – Ни имени, ни обстоятельств жизни… Я даже удивлен, что не забыл тебя и Джаннаха – верней, персону, чей облик принял наш балар. Вы ведь считали эти воспоминания под ментоскопом?

Констанция кивнула. Щеки ее порозовели.

– Все, что сканировано ментоскопом, уходит и забывается навсегда, если верить объяснениям Джаннаха… Или он не сказал мне всей правды? Ведь я же помню твое лицо и имя! Свое позабыл, а твое – нет! Но почему?

– Балары не обманывают, мой генерал. И не надо думать, что я… что я… – Казалось, она колеблется или сильно смущена; губы ее дрожали, и меж бровей наметилась тонкая морщинка. – Не надо думать, что я – та женщина, которую ты любил. Я – другая… Я лишь копирую ее обличье… обличье, но не душу…

– Я знаю, – произнес Дарт. – Поверь, мон шер ами, это уже не имеет значения. – Он помолчал и добавил: – Кажется, ты не ответила на мой вопрос.

Лоб Констанции разгладился, губы перестали дрожать.

– Тут нет секрета, мой дорогой. Та женщина и тот мужчина… Ты видел их не раз, питал к ним сильные чувства, и в памяти запечатлелось много сцен – особенно тех, что связаны с женщиной. Их не стерла даже смерть… даже смерть была бессильна! – Словно удивляясь, она покачала темноволосой головкой. – Мы просмотрели под ментоскопом ряд эпизодов и выбрали сцену вашей первой встречи… ну, кое-что еще… Прости, что ты лишился тех воспоминаний, но все остальное – с тобой. С тобой, иначе ты не узнал бы нас, ни меня, ни Джаннаха… А ты ведь нас помнишь, верно? Хотя и по-разному… Джаннах – лишь тень в твоем сознании, лицо без имени, а женщину ты помнишь лучше. Лучше, ибо любил ее всю жизнь…

Голос Констанции стих. Дарт опустился рядом, на теплый каменный пьедестал, коснулся ее руки, нежно погладил пальцы и заглянул в фиалковые глаза. Констанция, это была Констанция! Имя и облик – пришедшие из первой жизни, душа и сердце – дар второй… Они соединились чудом, его воспоминания и плоть этой женщины-метаморфа, чтоб возвратить ему потерю. Пожалуй, не возвратить, а возместить… В чем, вероятно, был определенный смысл: пусть эта Констанция – иная, но сам он тоже иной, отличный от прежнего Дарта. Не десять, не двадцать – четыреста лет пролегли между ними! Вполне подходящий возраст и срок, чтобы влюбиться в женщину, которой не меньше тысячи.

– Скажи, – Дарт любовался тонкими пальцами, доверчиво лежавшими в его ладони, – скажи, ма белле, когда-нибудь память вернется ко мне? Ты женщина, и ты – фокатор… ты властвуешь над разумом мужчин… над моим – без всякого сомнения, и власть твоей магии огромна… Невероятна, раны Христовы! Помнишь наш маленький опыт? Помнишь, как ты околдовала меня? В тот день, когда мы говорили о тайнах ориндо?

Веки ее медленно опустились. Она помнила. И, вероятно, знала, о чем он собирается просить.

– Ты могла бы сделать это еще раз, не так ли? С другой целью, ибо незачем будить во мне желание – это так же нелепо, как заснуть во сне или проснуться дважды… – Он поцеловал ее ладонь, ощутив губами бархатистую мягкость кожи. – Если ты зачаруешь меня опять и повелишь мне вспомнить, ко мне вернется прошлое. Вернется все, что я потерял за мгновения смерти, что отдал вашим ментоскопам и мнемоническим лентам… Разве не так? Скажи, разве я ошибаюсь? Возможно это или нет?

Головка Констанции поникла, голос изменился, стал напряженным, глуховатым.

– Ты думаешь, я отказала бы тебе, если б такое было возможно? Не обижай меня, Дарт… – Она старалась не встречаться с его горящим взглядом. – Если ты хочешь, я сделаю это снова – сделаю лишь для того, чтоб успокоить тебя. Но не рассчитывай на успех, мой дорогой. Я знаю меру своих сил и власти.