Михаил Ахманов - Солдат удачи

– Ты уверена?

– Да. – Ладонь Констанции легла на его затылок. – Я говорила о галактике, которая таится здесь, и это правда: мозг – необозримое ментальное пространство! Намного большее, чем нужно тебе, или мне, или любому другому человеку, любому мыслящему существу или животному. Мы, фокаторы гильдии Ищущих, давно знаем об этом. Мы знаем, что человек использует лишь малую частицу мозга – ту, в которой хранится его «я», его самосознание и память. Эта часть доступна нам, мы можем в нее проникнуть и возбудить определенные центры, можем создать ее аналог и наделить им иразов, можем сканировать ментоскопом с… – она запнулась, – с известными тебе последствиями. То, что извлек ментоскоп из этой части, потеряно навсегда. Процесс ментоскопирования похож на временную смерть или внезапный и сильный удар – он разрывает связи между нейронами, ничтожную долю связей, так что структура личности не изменяется, но считанный эпизод уходит. И тут ничего не поделаешь, мой дорогой.

– Но есть другая часть, не так ли? – Дарт стиснул ее пальцы. – Другая часть, гораздо большая, чем та, где прячется наш разум?

Веки Констанции приподнялись. Зрачки ее были сейчас не синими, а темными, будто два колодца, ведущих в бездну.

– Да, есть! Мы называем ее скрытым или латентным пространством мозга… Но к чему она? Зачем нам этот гигантский резерв, который мы не в состоянии использовать? Это, увы, неизвестно… Мы говорим, что в этой области таятся подсознание и надсознание, что там есть центр, который позволяет перестраивать телесный облик, и что оттуда к нам приходят откровения и сны… Но это лишь слова! Туман слов, прячущий наше бессилие и наше незнание… И главное, чего мы не можем понять и осмыслить, – функциональная роль этой гигантской избыточности. Все тот же вопрос – зачем? С какими целями? Может быть, это признак, который отделяет нас от иразов, существ с искусственным интеллектом? Может быть, там – обитель души, религиозных чувств, копия наших воспоминаний, источник идей, даруемых гениям, и странных талантов – тех самых, что позволяют предвидеть будущее, целить без лекарств и общаться без слов? Всего того, что делает нас по-настоящему разумными? Может быть, там находится целый мир, иная реальность, скрытая от нас за гранью смерти? Тайна Бытия и множество прочих тайн… Но нам они недоступны, мой генерал.

– Это все? – спросил Дарт, когда она смолкла.

– Нет. Ориндо думали, что этой областью… этим латентным пространством… владеем не мы.

Он заметил, что Констанция подбирает слова – видимо, она старалась говорить понятней и проще. На виске ее трепетала голубая жилка, черты неуловимо изменились; теперь ее лицо не было копией облика земной Констанции, а выглядело иначе – более строгим, значительным, мудрым.

– Ориндо думали, что скрытая область не в нашей власти, – повторила она, не убирая ладонь с затылка Дарта. – Они считали, что наше «я» – всего лишь искра Вселенского Разума, частица Абсолюта, который одарил нас самосознанием и чувством, выделив каждому долю от своих богатств. Крохотную долю, но вполне достаточную, чтоб мы превратились в то, что мы есть… Все остальное принадлежит ему. – Констанция помолчала и добавила: – Это только древний миф, одна из многих неподтвержденных гипотез. Есть и иные, такие же смутные, как представление о Высшем Божестве, что властвует над всей Вселенной, над Анхабом, Землей и другими мирами. В этом непросто разобраться, мой дорогой. Но если ты привезешь ферал…

– Ферал? При чем здесь ферал? По утверждению Джаннаха, он генерирует переменное поле тяготения, меняя гравитацию в заданных пределах. Разве это связано с мозгом?

– Конечно, нет. Но, может быть, это не самое важное, не самое главное из его качеств. Может быть, он как-то влияет на ментальные барьеры – способен ослабить их или указать врата… возможно, облегчить их поиск, определение матрицы индивидуальности… – Пальцы Констанции перебирали волосы Дарта, и это было так приятно, что он невольно прикрыл глаза. – Кажется, я говорила тебе, что скрытая область нам недоступна? Она отделена барьерами, ментальными барьерами, и их нельзя сломать… можно лишь найти в них щели, врата, каналы связи между разумом и беспредельной галактикой мозга… но это, мой дорогой, бессознательный процесс, дар, талант, а не искусство… или он есть, или же нет… его удается развить, но научиться ему невозможно… Однако ферал…

Она шептала и шептала, и тихий ее голос обволакивал, баюкал и погружал в беспамятство. В сладкое беспамятство, сулившее надежду и покой. Зубчатый парапет галереи расплылся перед глазами Дарта, пустыня сверкающего песка сомкнулась с небом, и яркие цветные пятна медленно и плавно закружились в бездонной пустоте, притягивая и очаровывая его, будто он в самом деле погружался в ту необозримую галактику, о коей нашептывал тихий знакомый голос. Он вдруг осознал, что не может пошевелиться, но это его не встревожило; он наслаждался лаской рук Констанции, чувствовал запах ее кожи и волос и слушал, слушал…

Кажется, она шептала о щелях, вратах или каналах. О том, что у существ различных рас они различны: одни – у анхабов, совсем другие – у землян, и что от их структуры зависят ограничения, возможности и свойства организма, очень необычные и тонкие, – от способности к паранормальным контактам до генетических запретов, аналогичных хийа. Так, у обитателей Анхаба имелся доступ к центру телесной трансформации и перестройки обмена веществ – врожденный дар, столь поразительный, что он казался чудом. Зато земляне обладали редкой интуицией, предчувствием опасности, способностью предвидеть результат сиюминутных действий и постигать его мгновенно, вне поля логики. Конечно, проделывать такие трюки мог не каждый, ибо иерархия каналов, их особенности и структура, присущие любой из рас, модулировались матрицей индивидуальности. Она определяла размеры ментальных щелей, их пропускную способность, скорость и надежность связи и множество иных параметров, неясных Дарту, но в среднем матрица была характеристикой устойчивой, хотя и допускавшей отклонения. Каждое значительное отклонение – гений, провидец или иная неординарная личность, и чем их больше, тем жизнеспособнее раса.

На Анхабе отклонения давно исчезли, если забыть о гильдии Ищущих, немногочисленных, как листья, что рвут с деревьев злые осенние ветры. Тех же, кто обладал даром фокатора, талантом концентрации ментальных сил, можно было счесть по пальцам одной руки. Не прорицатели, не пророки и не целители – всего лишь опытные гипнотизеры, тень былого могущества ориндо…

Шепот Констанции смолк, и тишина сомкнулась над Дартом. Спокойная теплая тишина, окрашенная мягким золотом поздней осени; какие-то картины скользили перед ним, зыбкие и нереальные, как мираж над раскаленными песками, какие-то звуки бились в его сознании – то ли мелодия церковного хорала, то ли шум толпы, то ли боевые кличи и звон оружия или слабый женский голос, моливший о чем-то и звавший его с отчаянной надеждой… Он слышал и не слышал эти звуки; тишина накрывала их непроницаемым вязким туманом, розово-золотистой дымкой, гасившей видения и голоса, – ни четких пейзажей, ни знакомых лиц, ни внятных слов. Только печальные осенние цвета, и сердце его тоже было охвачено печалью; он понимал, что стоит у дверей своей памяти, но двери не раскрылись перед ним и не впустили в чертог обетованный. Там осталось прошлое, похищенное смертью и отданное мнемоническим лентам анхабов, и если Констанция не смогла его вернуть, то, значит, этого не мог никто. Ни бог, ни дьявол, ни Абсолют – никто во всей Вселенной!