Денис Шабалов - Без права на ошибку

Поднявшись на следующий день, старика они не обнаружили – Шаман с самого утра дернул к другу Миколе на хутор и уже этим вечером должен заявиться в гости. Как раз день пути, тридцать километров по тайге. Сегодня там, завтра утром обратно тронется. И вот тогда-то Добрынину с Юкой самое время к хуторским заявиться. Поэтому весь этот день они просидели в доме, позволив себе отдых. Переночевали, не торопясь позавтракали из дедовых закромов, пополнили свои запасы и к середине следующего дня ушли, оставив на столе сотню патронов – Добрынин хоть как-то пытался загладить свою вину.

Далеко, впрочем, уходить не стали – второй раз в Непутевый Тоннель ему угодить не хотелось. Отошли километров на десять и свернули с тракта в лесок. Загнав КАМАЗ в бурелом, замаскировали его, накидав лапника, и, нагруженные двумя баулами, тронулись к хутору. Данил знал общее направление и найти нахоженную тропу большого труда не составило.

Тридцать километров по тайге в спокойном темпе, пусть даже и с рюкзаком за плечами – прогулка. Восемь лет назад, когда возвращался, даже по сторонам не смотрел, летел вперед стрелой, пока на деда Миколу не нарвался. Теперь же прогулка только лишь удовольствие принесла. Свежий воздух, птички поют, белочки-бурундучки по деревьям скачут… Ни тебе мутантов, ни тебе радиации. Хорошо!

Однако долго наслаждаться тайгой не пришлось. К середине второго дня они добрались, наконец, до острова на болоте, и вот тут Добрынин в очередной раз убедился, что встреча его с Юкой была поистине судьбоносной. Дороги, которые мы выбираем…

На хуторе было нехорошо. Николай Иванович, серый лицом, хоть и встретил гостей лично, однако должного внимания не уделил. Показал комнату в гостевом домике, заочно познакомил гостей с обитателями – и только.

– Мы до новостей уж больно охочи, потому путников и привечаем, – под конец сказал он. – Но сейчас, простите великодушно, вообще ни до чего. Беда у нас. Так что вы уж как-нибудь сами. Если покушать – хозяйке скажите, она враз сообразит. А как дальше соберетесь, так и идите своей дорогой…

– Что за беда? – спросил Добрынин.

– Такая беда хоть волком вой… – враз потускнев, сказал Николай Иванович. – Внучки… Все пятеро пластом слегли. Мои-то постарше, одному одиннадцать, другому двенадцать… А у Евгения трое, мал-мала меньше: семь годков, шесть и пять. Третий день лежат, и чем дальше, тем все хуже… Чую, не выживут. Как есть все помрут… Эх, жисть… Ведь если б мог – вот не сомневаясь жизнь-то вместо них отдал! Молодые ведь, еще жить да жить… Как же жалко смотреть-то, господи!..

– Какие симптомы? – тут же спросила Юка. И, не дожидаясь ответа, сгрузила на кровать баул и начала скоренько распаковываться.

– А вы иль доктор?.. – насторожился старик.

– Бери выше, Николай Иваныч, – ответил Данил, уже начиная смутно догадываться, что они оказались в очередном узелке. – Пожалуй, что и профессор…

– И что же… – неуверенно пробормотал старик. – Посмотрите ребятишек-то?..

– Я клятву Гиппократа давала, Николай Иванович, – не оборачиваясь от кровати сказала Юка. Руки ее сноровисто шарили по баулу, выхватывая из кармашков медицинские штучки и засовывая их в рюкзак медика. – Как же не посмотрю?.. Ведите.

Зрелище было тяжелое. В большой комнате на кроватях в ряд лежали пятеро детей. Двое самых маленьких тихонько плакали, остальные, обессилев, молчали, безразлично уставившись в потолок. В комнате было душно и мрачно – окна полностью закрыты, тяжелые темные шторы отсекали солнечный свет, пропуская самый минимум, необходимый для освещения. Но даже в этом полумраке Добрынин сумел хватануть жуткую картину до краев.

Множество мелких кровоточащих нарывов покрывали их тела. Они были везде: на груди, на животе, на голове, на руках и ногах… Часть уже вскрылись и сочились бледной тягучей сукровицей, какие-то еще только набухали, какие-то уже подсыхали – но лишь затем, чтобы спустя день на их месте возникли и начали расти новые. Гнойники нестерпимо зудели, будто где-то под самой кожицей бегали мелкие насекомые – однако чесаться было нельзя: любое воздействие на кожный покров означало появление новых ран – нарывы мгновенно лопались, причиняя ребенку мучения… Но и не чесаться тоже было невозможно, ибо зуд был еще более мучителен. И они расчёсывали. Украдкой, пока не видит мать, сестра или бабушка, занятая с другим ребенком, скребли пальчиками, срывая ногтями болячки, ковыряли, выдавливая сочащуюся сукровицу… Простыни – в пятнышках крови, желтом гное и отвалившихся подсохших корочках; их просто не успевали менять, стирать и сушить. И запах… Запах был особенный, такой, который нельзя спутать ни с чем. Это был запах боли и страданий, запах подступающей постепенно смерти.

Юка тут же принялась за дело. Данил ее раньше такой и не видал никогда – серьезная, сосредоточенная, строгая. Первым делом – открыть окна и проветрить помещение.

– Нельзя же! Ведь просквозит! – попыталась было возразить одна из девушек… – Да и глазки у них болят…

– Я сказала окна, а не шторы! Иначе вы их сгноите тут! Позакрывали все, додумались! Клушки! Здесь в воздухе тонна дерьма летает! Вы этим же дерьмом их травите! Открыть немедленно! А двери – закройте… вот. Так и сквозняка не будет! И чтоб попыток не было окна позакрывать!..

Словом – приложила так, что звон пошел.

Дальше – осмотр. Осторожно осмотрев детей одного за другим, тут же полезла в свою рюкзачок, выложила на стол почти все ее содержимое и начала колдовать над банками, склянками, плошками, мензурками, шприцами и прочей медициной. Что-то там пересыпала, смешала… погнала ту самую, возразившую, кипятить воду, другую – за новыми простынями, еще двух – на перевязку… Женщины, почуяв авторитет, закрутились вокруг нее без дальнейших возражений.

Оказав первую помощь – тщательно промазав детей густой желтой мазью и влив в каждого какие-то зелья трех разных цветов – вызвала родителей в комнату и начала опрос: как протекало, какие симптомы, в какой последовательности? И самое главное – с чего началось? Совместно составили полную картину. Началось все после того, как ребята побывали на дальнем озере. Лес они знали как свои пять пальцев, с пеленок по нему круги наворачивают, и потому сходить за грибами за пять, десять, пятнадцать километров от дома – трудностей вообще никаких. В тот день с самого утра и ушли. Поход прошел как обычно, без осложнений, если не считать того, что на пути назад самый маленький в яму упал и все вместе его оттуда вытаскивали. Вытащили – упал благополучно, ничего не сломал, только в грязи изгваздался. Вернулись к вечеру, были здоровы. А к полночи началось: один за другим свалились, начиная с самого маленького.