Денис Шабалов - Без права на ошибку

Но как?.. А никакого иного средства, кроме как запугать, у него не было. И не просто запугать – нагнать жути, таинственности, заморочить голову, внушить! Хотя это, кажется, не так и трудно будет. Старик и без того по углам оглядывался, когда про Непутевый тоннель говорил. Не развить ли тему?..

Выкушав четверть бутыли, Шаман ушел на боковую. Состояние его сейчас было, пожалуй, наиболее благоприятным для внушения: еще не совсем пьян, но уже изрядно навеселе. Мозги хоть и работают, но критичность мышления алкоголем до минимума снижена. А если еще и верующий…

Подождав, пока он утихнет в своей комнатушке, Добрынин начал действовать. Единственное, что ему было необходимо – рога. Обычные рога обычного копытного. Если старикан охотник, так неужели в хозяйстве рогов не найдется?..

Обшарив дом, ничего похожего он не обнаружил. Вышел на двор, решив пошурудить в сарае. Под ноги, выскочив из-под крыльца, ткнулся серый пушистый тявкающий комок. Присев, Данил погладил мелкого Лохмача, почесал пузо… Непривычно было, как-то даже чудно. Совсем с другими собаками он обычно дело имел. Лохмач, облизав ладонь, укатился обратно в конуру. Еще не сторож, нет. Мелок слишком. Не понимает пока, что двор надо от чужаков охранять… Оно и к лучшему, лишнего шума не будет.

Рогов в сарае оказалось не одна и не две пары, а целый завал. Чуть покопавшись, выбрал бычьи. Основательные. В модуле КАМАЗа прикрепил их к шлему, полюбовался результатом – неплохо. В совокупности со шлемом, который сам по себе злобное выражение имеет, да с комбезом… Да в темноте… Как бы старикан богу душу не отдал.

В доме было темно, горели только свечи на столе, которые для гостей выставил старик. Добрынин, подхватив пару, прошел через гостинную в его комнатушку. Шаман безмятежно похрапывал, разбросав в сторону руки и запрокинув голову на подушке. Заработал сегодня, можно спать со спокойной душой… Поставив свечи на прикроватный столик, Добрынин наклонился и потряс хозяина за плечо. Реакция была что надо. Он примерно представлял как выглядит со стороны. Комната, погруженная в полутьму, колеблющиеся огоньки свечей – и огромная черная рогатая фигура, нависшая над кроватью. Дед, продрав глаза, рявкнул в голосину – и, одним прыжком отлетев в самый угол, так и остался сидеть там, расплющившись вдоль стены и вылупившись на пришельца из ада.

И Добрынин врезал по-полной.

– Бабка твоя привет передает, – прогудел он гулко сквозь маску. – Заждалась тебя… Нехорошо получилось, ой нехорошо… Не по-божески.

Эх и проняло! Дед поперхнулся, закашлялся… Лицо словно восковое, мертвое. Вцепившись побелевшими пальцами в одеяло, он во все глаза смотрел на чудовище у своей кровати.

– Ждет она тебя, Анютка твоя, – замедляя речь, продолжал вещать Добрынин. – Знает, что скучаешь, тоскуешь… И она тоже соскучилась. Любила тебя очень. А ты что сотворил?.. Но – не держит зла. Потому и не приходит к тебе бесплотная, не мучает. А должна бы. Куда ты ее кинул? В гать? В болото?

На старика страшно было смотреть – нижняя челюсть дрожит, глаза по полтиннику, руки ходуном ходят…

– Ты кто?! Кто такой?! – севшим голосом просипел он. – Откуда знаешь?!..

– Я все про тебя знаю, Шаман. И что в твоей жизни было… и что будет…

– Как?.. Как ты меня назвал?!..

– Сам знаешь, как назвал, – пристально глядя на него, медленно, размеренно, значительно сказал Добрынин. – Как брат твой тебя в детстве называл – так и я называть буду. Теперь это второе твое имя. Уж мне ты можешь поверить.

– Как… ты… ты кто?.. Что тебе нужно?!..

– Кто я?.. А сам не понимаешь?

Старик, скорчившись, продолжал неотрывно глядеть на жуткого собеседника. Кажется, он протрезвел, но страх продолжал держать его, сковывая по рукам и ногам, и не давая опомниться.

– И на вопрос, что мне нужно, тоже отвечу. Но сначала послушай. Знаю я – хотел ты с собой покончить. Вешался, вены резал, стреляться думал… Так вот – я тебе это запрещаю. Грех. Смертный! Наложишь на себя руки – туда, – Данил, торжественно подняв палец, указал в потолок, – не попадешь. Туда попадешь. Вниз. И бабку свою никогда уже не увидишь.

Шаман судорожно кивнул. Пожалуй, теперь он был действительно готов. И Добрынин, наклонившись, заговорил медленно и внушительно, стараясь вложить в деда информацию так, чтоб он принял ее всю, без остатка:

– Будет тебе избавление. Но пока – терпи. Через пять лет умрешь. А до того – сделаешь что я скажу. Так слушай. В июле тридцать третьего года остановится у твоего дома караван. И будут два человека. Оба – среднего роста, череп голый, без волос. Один из них – старший, зовут Хасан. Второй – младший, Добрынин. Младшему ты скажешь, что путь его во мрак идет. Что тьма вокруг него, опутывает и тянет к нему щупальца. Но шанс избегнуть бездны у него есть. Однако если и сможет он вырваться – путь его дальнейший окажется труден, и не будет ему более покоя. Старшему же ты должен сказать вот что: замысел его удастся, и повышения он добьется. Но бояться он должен тех, кто останется в живых. Последних.

– А когда…

– Вот как только скажешь – на следующий же день заберут тебя наверх. Понял ли ты, Шаман?

Старик, не отводя взгляда, снова кивнул – медленно, словно завороженный… Добрынин, протянув руку, возложил – именно возложил, медленно, торжественно – ладонь ему на лоб.

– До тех пор дарую я тебе дар малый: в будущее смотреть. Не все… не много… но видеть будешь. Друга Миколу предупреди, чтоб после каравана того в поселок на севере не совался. Стрелять там будут. Много стрелять. Смерть придет в поселок. Понял меня, Шаман?

– Понял тебя… – прохрипел дед. Кажется, ему не хватало воздуха – он дышал часто-часто, одну руку держа на сердце, а второй продолжал до побелевших пальцев сжимать складку на одеяле.

– Теперь успокойся. Спи. О том, кто к тебе приходил, никому не рассказывай, но о нашем договоре – помни. Не выполнишь – я снова приду. И заберу тебя… – Данил, сделав паузу, ткнул пальцем в пол, словно точку в договоре с дьяволом поставил. – Но только не наверх заберу, а вниз. В аду будешь.

Старик всхлипнул судорожно, медленно сполз по стене, и, потянув на себя одеяло, укрылся с головой. Скрипнула кровать, и в доме повисла мертвая тишина.

Добрынин осторожно попятился, стараясь беззвучно выйти из комнаты, будто гость ночной в воздухе растаял. Вроде получилось… Однако вместо удовлетворения он почувствовал лишь мерзкий ком на душе. Неприятно было. Гадко. Пакостно. Только что он собственноручно подписал деду смертный приговор. Барыга заслуживал смерти, но не этот безобидный старик. Одно дело, если ты по заслугам наказываешь, и совсем другое – вот так. И сколько не оправдывайся, что во благо поступаешь, для своих стараешься – совесть очень скоро заставит тебя держать ответ.