Франсис Карсак - Том 5. Так скучают в Утопии

— Пойдемте на мостик. Мы не пилоты, конечно, но вполне можем поприсутствовать при отлете в качестве обычных зрителей.

Мостик, то есть командный пункт, разместившийся в возвышавшемся над кораблем прозрачном куполе, представлял собой единственный более-менее просторный отсек корабля.

Тем, кто находился в самой «Ириде», ее взлет едва ли мог показаться зрелищным. Урчание двигателей если и было более шумным, чем урчание автомобильного двигателя, то совсем не намного. Незначительное ускорение поддерживало на борту судна почти обычную силу тяжести. Вначале казалось, что поверхность Теллуса удаляется медленно, затем — все быстрее и быстрее. Через несколько минут небо практически потеряло всю свою окраску, но полюбоваться столь часто описываемым великолепием звезд на черном бархатном фоне я не смог: купол был недостаточно прозрачным, да и в любом случае, окружающее освещение командного пункта позволяло мало что увидеть снаружи.

Зато наше внимание привлекло другое зрелище: по левому и правому борту (как выражался Баркли) сияли Гелиос и Соль; над нами, красноватая со стороны Соля и сверкающая голубоватой белизной со стороны Гелиоса, висела Феба; наконец, прямо у нас под ногами, выглядывая из-за диска, теперь полностью видимого с Теллуса, находилась Артемида. Что касается Селены, то она представляла собой пурпурный диск, наполовину окруженный золотой каймой и расположенный на несколько градусов ниже Гелиоса. Руденко, несчастный землянин, которого его единственная луна и единственное же солнце не приучили к подобной феерии, от восхищения на какое-то время потерял дар речи.

Казалось, планета медленно опрокидывается под нами: «Ирида» уже начала выписывать длинную изогнутую траекторию, которая должна была вывести ее с другой стороны Теллуса поближе к Артемиде. Вскоре, перестав быть видимым сквозь облачную гряду, исчез за горизонтом северный материк. Поверхность экваториального материка от нас скрывал пояс туч.

На то, чтобы добраться до Артемиды и выйти на орбиту, у нас ушло двадцать девять часов. Все это время я старался как можно реже покидать купол, затемненным окнам которого едва удавалось смягчать сияние Гелиоса.

Это был последний вылет «Ириды» перед окончательным отбытием на Арес. Мы сделали несколько оборотов вокруг Артемиды, снимая поверхность огромного спутника на кинопленку. Мы уже знали, что этот спутник обладает довольно плотной и облачной атмосферой. Даже со столь близкого расстояния детали не удавалось разобрать со всей четкостью: невозможно было выявить хоть какой-то намек на жизнь. К тому моменту, как Руденко подал сигнал к возвращению, мы собрали для астрономов крайне скудные данные.

«Ирида» опустилась на взлетно-посадочную площадку Униона (отныне именуемую «центральным астропортом Теллуса») в полдень 8 февраля: шесть дней, проведенные на борту, превратили нас в обученных астронавтов... По крайней мере, мы сами на это надеялись!

Последний общий технический осмотр корабля позволил нам взять три выходных дня. По приглашению Баркли высшее руководство отправилось провести эти последние каникулы в имении, которым американец располагал в Новой Франции, на берегу Везера. Отсутствовал лишь Этранж, которого задержала на корабле его работа.

Тогда-то я и познакомился поближе с семьей Баркли. Этот лейтенант-подводник был весьма примечательным персонажем. Сын американского инженера и француженки, он состоял в далеких родственных связях с моей семьей, так как его мать, урожденная Соваж (как и моя прабабушка), была кузиной моей тети Мартины. Помимо обширных владений, он унаследовал от своих французских предков аристократические манеры и страсть к астрономии. Но в его жилах текла также и норвежская кровь — отсюда и любовь к морю и приключениям. По возвращении из очередного плавания он спешил на свои земли, чтобы вернуться там к жизни $еп-йетап-фагтег. Наш теллусийский морской флот не слишком строго подходит к ношению униформы, и потому на борту он часто ходил в брюках для верховой езды и сапогах, что выглядело весьма живописно.

Его женой был некая Де Кермадек, чистая бретонка, дочь, внучка и правнучка моряков: ее прадед во времена Катаклизма командовал «Сюркуфом». Во время продолжительных отсутствий мужа она чрезвычайно эффективно управляла родовым имением, тоже немало времени проводя в седле.

Как ни странно (а может, то был результат далеких прародительских симпатий?), она буквально покорила Луи: все три эти дня наш математик-дипломат постоянно был гладко выбрит. Быть может, надеялся приобщить ее к делу роялистов... кто знает?

Я должен признаться, впрочем, что лично меня занимало нечто другое. Этому «нечто» было двадцать три года, у него было серо-зеленые глаза и светлые волосы. Это «нечто» звали Жаклин Баркли: то была младшая сестра лейтенанта. Она только что окончила исторический факультет и приступила к написанию диссертации о начальном периоде политической жизни на Теллусе. Можно сказать, я нашел в ней родственную душу!

Эти дни прошли как сон.

12 февраля «Ирида» взяла курс на Арес. Планета снова была в положении противостояния с Теллусом: путешествие длиной в восемьдесят шесть миллионов километров должно было продлиться тридцать два дня. Мы были полны решимости раскрыть тайну тех, не поддающихся расшифровке посланий на азбуке Морзе, которые с августа продолжали поступать к нам каждые восемь часов и двадцать восемь минут.

Я уже привык к прелестям навигации с незначительным ускорением: спустя несколько минут после вылета я покинул мостик, чтобы немного поспать в своем закутке-каюте.

Через четыре часа меня разбудил громкоговоритель, расположенный рядом с моей подушкой: Руденко объявлял, что мы переходим на космическую скорость. Мы находились 68ООО м от Теллуса: наше ускорение должно было уменьшаться до тех пор, пока скорость не стабилизировалась бы на уровне нашей крейсерской скорости тридцать километров в секунду. Легкое ощущение силы тяжести, которое я все еще испытывал, когда ложился спать, уже значительно уменьшилось [34] Приближались к невесомости ( Примеч. переводчика). . Чувствуя, что меня немного тошнит, я снова уснул.

Бежали дни, очень монотонные для нас, пассажиров, чье единственное развлечение заключалось в том, чтобы «подняться» в командный пункт для созерцания Теллуса и его лун. Планета заметно удалялась: на четвертый день ее видимый диаметр был уже меньше одного градуса. Невооруженным глазом больше ничего уже различить было нельзя.

Чтобы ускорить свое обучение в качестве «терролога», я часто навещал наших трех русских, извлекая из них максимум информации о Земле. В остальное время я спал, болтал или пытался, как и все, поддерживать себя в этой невесомой среде в хорошей физической форме с помощью специальных упражнений.