Игорь Николаев - Железный ветер [Весь цикл в одном томе]

Но никак не на малую полуподвальную комнатку с заложенным кирпичами оконцем. Старый стол с единственной свечой, сгоревшей уже на три четверти. Стулья под стать столу – солидные, прочные на вид, но шаткие и валкие в действительности. А вместо следователей – два уставших человека, которые пришли, чтобы узнать правду.

– Я ждал вас раньше, – сказал он вместо приветствия.

– Было чем заняться, – угрюмо ответил Таланов. – Разговор есть.

– Присаживайтесь, – предложил Терентьев.

– Ну что же, – произнес Басалаев, когда все разместились за столом, образовав нечто вроде равностороннего треугольника. – То, что ты пришелец из другого мира, уже понятно.

– Опережая естественный вопрос, – светским тоном промолвил Терентьев. – Не из того, откуда пришла фашистская сволочь.

– «Попаданцы» множатся как кролики, – заметил Басалаев.

Таланов промолчал, стараясь осмыслить услышанное. Он уже миновал тот рубеж, до которого рассудок еще сопротивляется видимому абсурду и фантастике. Действительно, если существуют два мира, почему бы не быть третьему?

– И как?.. – Майор не договорил, но «попаданец» понял.

– Не знаю, – честно ответил он. – Двадцать восьмого июня пятьдесят шестого я был на даче, хотел починить калитку. Потом вдруг увидел сиреневую вспышку и провалился в какой-то черный колодец. Там было… неуютно. Не знаю, сколько времени я летел и летел ли вообще. В конце концов сверзился с метровой высоты прямо в воду. До сих пор не представляю, что произошло и какая сила меня перекинула. Вот и все, собственно.

– Двадцать восьмого… – повторил Басалаев, словно самому себе. – Да, все сходится… В воду? – уточнил контрразведчик. – Снова вода.

– Да, в реку, – подтвердил Иван. – Приток Рейна, но тогда я этого, конечно, не знал. Вылез и пошел искать людей. Дальше все достаточно скучно. Понял, что дело нечисто, выдал себя за жертву аварии, потерявшую память, понемногу легализовался. В Европе хорошая полиция, но все-таки нравы у вас совершенно травоядные. Придумал себе биографию, подогнал под нее документы. Часть сделал по запросам, бюрократическая машина творит чудеса, надо только знать, куда нажать. Часть просто купил, но это уже потом, с первого гонорара. Дальше вы знаете.

– А почему писатель? Ты же боевик и контрразведчик, да еще с таким опытом. Положим, в государевы люди соваться не стоит, с поддельной-то биографией, но контор, где нужны такие специалисты, хватает.

– Я думал об этом. Соваться в чужую организацию, не зная ни уклада, ни традиций… Слишком опасно. Нужно было найти какое-то безопасное занятие, которое не привлекало бы ко мне лишнего внимания полиции и прочих госорганов. Там, у себя, я в последние годы увлекся историей двадцатых-тридцатых, а войну… нашу войну знал не по книгам. Мне не понадобилось ничего выдумывать, просто описывал, что было. Беда любого фантаста – очень трудно выйти за рамки опыта и догм, чтобы создать иной, непротиворечивый и по-своему логичный мир. Я от нее был избавлен. Забавно… Для вас дикостью были две мировые войны, революция и самолеты. Мой первый редактор даже попытался потихоньку предложить мне полечиться у психиатра, дескать, здоровый ум такого не придумает. А у меня дома обалдели бы от подводных городов, дирижаблей на тысячу тонн, подлодок ныряющих на километры… Петроград назван не в честь императора, а по имени апостола. У вас даже столица в другом городе, а династия Рюриковичей – просто невероятно…

– «Есть многое на свете, друг Горацио, чего не знают даже мудрецы…» – процитировал майор. – Значит, загадки множатся… мы надеялись, что различия в технике и другая символика – это творческие выверты.

– Нет, я все описывал в точности. Это определенно родственники тех, наших фашистов, во многом просто близнецы, но все-таки другие, – сказал Иван. – Сам не пойму, кто это и откуда…

– Профессор Черновский из Научного Совета предполагал, что для перехода между мирами применяется некий процесс, используется что-то стихийное, возможно, машинное, – сказал Басалаев. – Он набросал примерную теорию «веерной» реальности и множественности одного мира, многократно отражающего сам себя. Черновский предположил, что возмущения, связавшие два из них, вполне могли затронуть и «соседние», если так можно сказать, потому что они параллельны не в физическом смысле… Ну, есть много зеркал, отражающих друг друга, если в одном сделать дырку, она отразится и в других.

– Ага, суть ухватил, – понимающе кивнул Иван. – А если очень постараться, то дырка может не только отразиться. Нелюдь сделала что-то такое, чтобы пробить коридор между двумя мирами, и пробой отозвался в третьем, перетащив меня.

– Примерно так. Хотя сейчас никто точно не скажет. – Басалаев нахмурился, его губы сжались в тонкую нить. – А теперь о главном, господин идеалист.

– Не хочу, – без всяких околичностей сказал Иван. – У меня была причина, и этого достаточно.

– Нет, недостаточно, – неожиданно сказал Виктор.

Иван недоуменно приподнял бровь, а капитан тем временем вынул из кармана коричневый прямоугольник, оказавшийся старой дорожной фотографницей. Чуть дрогнувшими пальцами он достал из нее небольшой черно-белый прямоугольник.

– Посмотри, посмотри внимательнее. – С этими словами Виктор протянул фотографию Терентьеву. Тот принял ее, держа на отлете, самыми кончиками пальцев.

– Это моя семья. Мой отец, жена Марина, сын Дима и дочка Маша.

– Хорошая семья, – нейтрально заметил Иван.

– Была, – коротко произнес Виктор. – Теперь они все погибли. Их убила та нелюдь, что сейчас шагает по миру. И еще множество других людей умерло. Ты слышал о химической бомбардировке Москвы в сентябре?

– Неэффективно… – пробормотал «попаданец». – Странно, химия против городов не ахти, гораздо проще их поджигать… Хотя у вас же не готовились к большой войне, и почти нет «бовов», значит, и защиты нет…

Он увидел побелевшее лицо Таланова и осекся.

– Пусть ты и не оттуда, но тебе они все-таки знакомы, – сурово сказал Виктор, положив на стол сжатые кулаки. – Ты мог бы сам прийти и рассказать все. Ты спас бы множество людей. Но ты спрятался здесь.

– Эх, ребята, ребята… – отозвался Терентьев и, странным образом, в устах «попаданца» обращение к людям ненамного младше его прозвучало очень естественно и уместно. «Попаданец» действительно казался похожим на глубокого старика, одевшего чужую личину, которая спрятала морщины, но не скрыла взгляд. Взгляд очень пожилого, очень сильно побитого жизнью человека. – Ну чем я мог бы помочь?

– Чем?! – не выдержал Таланов. – Спрашиваешь «чем»?!

– Не ершись, – терпеливо объяснял Иван, аккуратно откладывая фотокарточку на край стола, ближе к Таланову. – Ну подумай сам. Весь мой опыт, все знания рассчитаны на мой мир. Мой, не ваш. Даже опыт чужой страны трудно перенести, уж поверь мне. А у вас другое все – экономика, политика, история. Военное дело, наконец. Что толку от моего знания организационной структуры воздушной армии, если у вас нет самолетов?