Иннокентий Соколов - Ленинград-28 [СИ]

Юрий улыбнулся. Как ни странно, это ему удалось. Так, что там со временем? Внутренние часы как, оказалось, встали всерьез и надолго. Панюшин попробовал заглянуть за кромку света, в ту самую нужную темноту. Потыкался и так и этак, отчего в голове стрельнуло. Хорошо, хорошо — всему свое время. Закадровый голос принялся бубнить о полученных травмах, но Юрий досадливо отмахнулся, мысленно, разумеется — не до тебя сейчас. И так ясно, краше, наверно, в гроб кладут.

Оставалось восстанавливаться до полного восстановления. Придуманная фраза получилась забавной — Панюшин улыбнулся вновь, и тут же пожалел об этом, почуяв присутствие кого-то постороннего. Повязку сдвинули с Юркиного лица, и Панюшин заморгал, привыкая к свету.

— Ожил бродяга… Ну чего ты? Вижу же, ожил…

Улыбка медленно сошла с физиономии Панюшина — у кровати стоял капитан Козулин в белом халате, с букетиком гвоздик в одной руке, и сетчатой авоськой в другой. В авоське, обалдевший Панюшин заметил несколько апельсинов и пару бананов.

— А я вот фрукты принес — Козулин неловко потоптался у кровати, затем осторожно примостил авоську у крашенной белой краской тумбочки. — Апельсины, бананы — в них говорят, витаминов много.

Цветы Козулин поставил в стоящий на тумбочке стеклянный графин с водой. Панюшин сглотнул. Какой-то театр абсурда — не хватает только, чтобы сейчас открылась дверь, и Пашка-Бугай привел на цепочке дрессированную старуху-самогонщицу.

Козулин тем временем, притащил стул, сам примостился рядышком. Ни дать, ни взять — родственничек. Не хватает еще разговоров о драгоценном Панюшинском здоровье…

Козулин шумно вздохнул.

— Ну как ты, Юрка? — вопрос повис в воздухе…

Кстати, что это за место? Больница? — комната вроде не похоже на палату, какие-то нелепые обои, единственное сходство — два блестящих штатива по обе стороны кровати. В штативах укреплены вверх дном медицинские бутыли, из резиновых пробок торчат пресловутые прозрачные трубки. Ну, тумбочка — еще туда-сюда, хотя хрен его знает, какие нынче в больницах тумбочки стоят… Что еще? Ну, зеленеют сосны за окном. Теперь понятно — он в загородном домике давешнего громилы. Все вполне логично и объяснимо — избивали Юрку именно здесь, здесь же и определили в мягкую кроватку, зафиксировав как следует (Панюшин скосил глаза), широкими эластичными бинтами. Непонятно одно — какого хера, собственно, делает здесь командир спецотряда, и что это за дешевое представление он устроил?

Последний вопрос, очевидно, был нарисован на лице Панюшина, вернее на свободной от бинтов части лица, поскольку Козулин довольно ухмыльнулся и поскреб ногтем плохо выбритую щеку.

— Я это… ну типа извиниться хотел… Мы ж с тобой Юрка… — Козулин дернул кадыком, и пораженный Панюшин увидел, как под воспаленными веками капитана блеснули крупные слезинки. — Эх были времена… А помнишь…

Козулин не выдержал и махнул рукой, очевидно от переполняющих его чувств. Он чего то бормотал, время от времени вытирая мокрое лицо, а Панюшин оторопело слушал, пытаясь понять — то ли он сошел с ума, то ли сошел с ума капитан, то ли все в порядке и этот мир просто встал вверх тормашками и нужно немножко подождать, чтобы вся абсурдность начала казаться чем-то вполне нормальным и объяснимым.

— Ну да ладно — сказал Козулин неожиданно твердым голосом. — Перейдем к делу. Бить тебя сейчас наверно бесполезно, разве что по яйцам зарядить, как следует, а?

Капитан аккуратно сдернул простыню, и Юрий завыл дурным голосом, предчувствуя страшное.

— Шучу, шучу… — успокоил его Козулин, и Панюшин ощутил, как покрывается потом. Переход от абсурдного к нормальному подействовал на Юрку, словно ушат с холодной водой.

Между тем Козулин неторопливо приподнялся со стула, и направился в другой конец комнаты. Панюшин попробовал, было проследить за Козявкой, но в шее отчетливо щелкнуло, и Юрий решил остаться неподвижным. Козулин вернулся скоро. Не с пустыми руками — прикатил невысокий металлический столик, накрытый белой простыней, вероятно, той самой, снятой с Панюшина.

— Смотри, чего я тебе приготовил — Капитан жестом фокусника сдернул простыню, и Юрий увидел изогнутые эмалированные ванночки с медицинскими инструментами. Зажимы, скальпели и прочие (Панюшин не знал им названия) инструменты холодно поблескивали в свете затейливой люстры под потолком.

Как ни странно это успокоило Юрку. Куда страшнее бы все это выглядело в настоящей операционной, выложенной белым, потрескавшимся кафелем, с белыми шарами светильников, бестеневой лампой, автоклавом, и прочими бессменными атрибутами современной пыточной, здесь же демонстрация капитана отдавала дешевой показухой. Всему же должно быть время и место, наконец.

Капитан принялся перебирать инструменты, что-то тихонько приговаривая под нос.

— А ведь ты прав — нашел, наконец, силы пробормотать Панюшин. Увидев, как напряглась спина незваного гостя, он не смог удержать улыбки. — Были же времена, вот как сейчас помню…

Козулин с силой сжал скальпель и повернулся к Юрке.

— Издеваешься гад? — прохрипел капитан и приблизил к лицу Панюшина лезвие инструмента.

Панюшин моргнул.

— А чего я… Наше дело маленькое — подай, принеси…

Козулин обессилено опустил скальпель.

— Ладно, говнюк, отдыхай пока. Будет с тобой еще разговор — капитан бросил ни в чем не повинный инструмент на столик, и задумчиво почесал переносицу. Внезапно лицо его прояснилось — Слушай, а все равно ведь, неплохо я придумал с цветами-то?

Панюшин не мог не признать правоту командира спецотряда. По итогам встречи можно было смело озвучить результат — пока что один-один. Что будет дальше — одному Козявке известно.

Характер поисков предполагал множество встреч, но Панюшину больше всего хотелось сжаться тугим клубочком на мягкой постели, и, зарывшись носом под одеяло спать, спать, спать…

Из-под одеяла его выгнал голод. Порывшись в карманах, Панюшин обнаружил лишь несколько смятых купюр самого низкого достоинства да пару блестящих пятаков. Уставившись на мелочь, Панюшин неожиданно для самого себя всплакнул. Отбросил монеты прочь, протопал в ванную. Попытался включить воду — в кране зашипело, забулькало. Юрий почесал бритый череп. Что ни говори — город стоял в заболоченной низине, тут и там озера да камыш, речка рядом, а воды в кране нет. Впрочем, это было не единственной странностью Славянска.

На счастье Панюшина, прежние хозяева квартиры запасливо набрали полный таз воды. Юрий зачерпнул в ладоши, умылся. Постоял возле зеркала, внимательно изучая свое отражение, привыкая к новому образу.

В животе заурчало — Юрий заглянул в холодильник. Подозрительного вида сосиски в вакуумной упаковке, засохший кусок сала да выдавленный до половины тюбик майонеза — царское угощение для бывшего скитальца. Пока варились соски, Панюшин, ловко орудуя ножом, нарезал сало. Заглянул в допотопную хлебницу — пусто.