Николай Инодин - Zαδница Василиска

Когда Хренов известил о наличии на базе автоматизированного ремонтного дока, Аркадий только пожал плечами – эмоциональный пережор лишил способности удивляться и радоваться. Лобачевский просто завёл в док покоцанный трофей, на корпус которого тут же муравьями полезли ремонтные киберы.

На третий день после находки пиратской базы Аркадий оставил на ней большую часть экипажа и вдвоём с Хреновым отправился на «Тюлене» сначала к «Грозному», потом в столичную систему – сдаваться. Кусок оказался слишком жирным. Вооружение всех воевавших в галактической блоков, боеприпасы, продовольствие, машины и механизмы, медикаменты, ценное сырьё и горы ширпотреба – проще было перечислить то, чего не нашлось. Аркадий сутки не мог отойти от пары «раумфоккеров» восьмой модели. Созданные в ответ на российские системные истребители Григоровича, немецкие машины уступали им в автономности и мощи вооружения, но были маневреннее и самую чуточку быстрее. Плетнёв не вылезал со склада, отведённого под шагающие танки. Темирдяев… В общем, каждый нашёл себе склад мечты и основательно завис.

Жаба давила страшно, но людям Новороссии всё это было нужнее.

Через сутки «Тюлень» погасил скорость и начал спуск в атмосферу Кемптауна.

На пристани играл духовой оркестр.

Да, в бухте Кемп-тауна уже построена пристань. И волноломы, и пирсы, и прочая лабуда, выглядящая внушительно, но без труда за месяц-другой сооружаемая одним-двумя роботизированными комплексами, был бы материал для отсыпки и наполнения. Этого добра хватало, надо же было вывозить куда-то вырезанную из горного массива породу! Так что акватория космопорта приобрела вполне цивилизованный вид, не хватало только отдельных стояночных бассейнов под тяжёлые и особо тяжёлые корабли.

У центрального пирса, с обоих его боков, по древней традиции увешанные флагами, застыли обтекаемые корпуса подпространственников. Небольшой пузатый «Тюлень», «украшенный» уродливыми утолщениями палубных грузовых отсеков с одной стороны, хищно-красивый, изящный корпус трофейного корабля – с другой. Флот принимал в боевой состав новую единицу.

Господин местоблюститель, по совместительству командующий флотом, произнес на церемонии проникновенную, вдохновенную и, что немаловажно, короткую речь. Помянул героические свершения предков, слегка погоревал об утерянной в бестолковщине гражданской войны воздушно-космической мощи, порадовался зубастости подрастающей смены и выразил уверенность, что при наличии такой смены восстановить утраченное будет несложно.

Все дружно кричали «ура!», причастные к процессу пустотники прикидывали цепочку карьерных перемещений, гражданские радовались халявному развлечению. Вновь назначенный капитан трофея подал госпоже адмиральше привязанную верёвкой бутылку шампанского. Женщина, осознавая важность момента, гордо произнесла:

– Нарекаю тебя «Касаткой», – после чего решительно размахнулась и обрушила стеклянный сосуд на металлокерамику корабельного корпуса. Под звон стекла и громкое ликование зрителей по носовой части «Касатки» растеклась шипучая субстанция, которой ушлые парни, готовившие церемонию, заменили изготовленное французскими виноделами пойло. Капитан проорал команду, экипаж встал по стойке смирно и красиво дёрнул головами. Под музыку древнего государственного гимна на смонтированном перед церемонией флагштоке развернулся и пополз вверх белый флаг с синим крестом.

– Церемонии, – тихонько пробормотал Лобачевский, но тем не менее сильнее сжал пальцы поднесённой к козырьку фуражки ладони. Как и прочие присутствовавшие, он почувствовал подъём духа.

Экипаж «Тюленя» короткой шеренгой стоял на покатой палубе своего судна, но выглядел не столь выигрышно, как команды боевых кораблей, затянутых в чёрно-белые мундиры. Все, кроме капитана и инженера в армейской форме. На Елене – китель цвета хаки, узкая того же цвета юбка до колен, коричневые лакированные туфельки на высокой шпильке и мятая фуражка без пружины – фирменный знак родного полка. Десантники стояли в чёрной с белыми кантами парадной форме своих частей, а Васильевич, в пику списавшему его когда-то с флота командующему, вырядился в найденную среди трофеев форму британского пилота без головного убора и знаков различия.

– Удобная, – пояснил он товарищам свой выбор, – карманов много.

А Бэргэн на церемонию не пошёл.

– Не люблю, – пояснил якут. – Воспоминания плохие.

Награды отличившимся в боях Кедров вручал без лишних свидетелей – присутствовали сами отличившиеся и несколько офицеров штаба. Аркадий получил новые погоны, ничего в сущности не менявшие в его положении, и орден Ушакова с мечами и бантом. Плюс нашивку за ранение в боевой обстановке. Экипаж тоже украсился орденами и медалями. В отличие от офицеров и матросов флота, люди Лобачевского главную награду получили заранее.

Рабочий кабинет Кедрова оказался невеликой такой комнаткой. Окно с видом на море, обширный стол, комфортное кресло для хозяина, несколько простых стульев для посетителей, и всё. Превращённая в трёхмерный экран стена не в счёт.

– Присаживайтесь, молодой человек, – адмирал указал Аркадию на один из стульев. – Вы нынче вроде как не в рядах, тянуться и щёлкать каблуками не стоит.

Загодя предупреждённый службой охраны, Лобачевский на приватную беседу явился в цивильном.

– Для начала – громадное вам спасибо, юноша. Я слыхал, ваша везучесть в стенах Корпуса становится легендарной. Молодёжь, как всегда, склонна к преувеличениям… – Адмирал взглянул Лобачевскому в глаза и улыбнулся. – И забывает о том, что удачным случаем нужно суметь воспользоваться. Чаю хотите? Рекомендую. Моя супруга заваривает, по собственным рецептам.

Не ожидавший такого предложения Аркадий машинально кивнул, и через минуту перед каждым стояло по большой фаянсовой кружке крепчайшего напитка. Кедров с наслаждением втянул ноздрями ароматный пар, отхлебнул обжигающе горячего питья, поставил кружку на блюдце и заговорщицки ухмыльнулся. Потрясённому Лобачевскому показалось, что даже ухоженная адмиральская борода при этом как-то съехала набок.

– Признавайтесь, тяжело было, когда решили про находку объявить?

Аркадий закивал головой, тоже хлебнул из кружки, и ему сразу стало как-то легко. Великий адмирал оказался своим человеком, понятным и понимающим.

– Сначала была мыслишка промолчать. Потом, когда дошло, сколько там всего… Это же запредельно оказалось, такие горы… Такую массу барахла даже не представляешь своей, ну не нужно человеку столько. Хотя многое хотелось прибрать, господин адмирал, не скрою. И теперь жалко…