Олег Таругин - Десантник. Дорога в Москву [litres]

До середины дня их никто не беспокоил. С парой недолгих привалов протопав больше десяти километров, вышли ко второй дороге, также используемой наступающей дивизией в качестве «Панцерштрассе». Дальше, еще километрах примерно в семи, начиналась заболоченная местность, куда они и стремились. Если и дальше все пойдет, как запланировано, завтра точно выйдут к своим, окончательно оставив за спиной полосу немецкого наступления. Если, конечно, фашисты в очередной раз фронт не обрушат…

На востоке по-прежнему грохотала канонада, судя по интенсивности которой, начавшиеся на рассвете бои не прекращались буквально ни на час. Несмотря на то, что каждый гулкий удар, вполне вероятно, означал окончание чьей-то жизни, последнее не могло не радовать: если за целый день противнику так и не удалось с ходу прорвать оборону, значит, наши успели подготовиться! И сейчас, пока фрицы завязли на первой линии, продолжают выстраивать вторую и третью!

Пока высланная вперед разведка занималась наблюдением с привязкой к местности, остальные отдыхали. Особист, использующий любую возможность побольше узнать о будущих событиях, снова отсел в сторонку и, поручив пленного летуну, углубился в изучение исторической энциклопедии. По Лехиным прикидкам к этому времени он уже должен был дочитать как минимум до начала сорок четвертого, что косвенно подтверждалось выражением его лица, с каждой прочитанной электронной страницей все более и более расслаблявшегося. Оно и понятно: всегда приятно узнать, как наши ихним наконец-то напхали! Интересно, выяснил уже, когда Советская Армия до бывшей границы дошла? И почему армия теперь называется Советской, а не Красной?

Зато скорбное выражение Васькиного фэйса однозначно утверждало, что с решением Батищева он, мягко говоря, не согласен, поскольку самому аж до невозможности интересно, как оно там дальше будет. Но спорить сержант, понятное дело, не смел. И даже на пленном срываться не стал – Степанов, на всякий пожарный, контролировал ситуацию боковым зрением, будучи готовым вмешаться, коль понадобится. Не понадобилось: освободив абверовцу руки, Борисов сунул тому нераспечатанный ИРП, буркнул «битте, хер майор, жрите» и уселся в паре метров, уложив на колени автомат и звучно лязгнув выведенной из предохранительного паза затворной рамой.

Криво усмехнувшись – ну, не обижаться же на этого русского варвара, в самом-то деле? – Ланге вежливо поблагодарил и занялся пайком. Как пользоваться этим удивительным предметом, произведенным в немыслимо далеком будущем, он уже знал, но сейчас впервые проделывал все необходимые манипуляции самостоятельно. И это было весьма познавательно. Ощущать собственными руками, порядком затекпшими от надоевших пут, высокотехнологичные материалы было… ну, волнительно, что ли?

Устроившись поудобнее – не привыкшие к нагрузкам мышцы ног неприятно ныли – и неторопливо поглощая пищу, абверовец вяло размышлял о превратностях судьбы. Разве мог он еще буквально сутки назад даже просто помыслить о том, в какой ситуации окажется сегодня?! Поистине невероятная информация в самом прямом смысле перевернула его мировоззрение. Искоса наблюдая за обедавшими kosmodesantnikami, Рудольф неожиданно поймал себя на совершенно чудовищной, поистине еретической мысли: а что, если фюрер ошибается? Если будущее вовсе не за арийской расой?! И не за объединенной в едином стремлении уничтожить восточных дикарей Европой, как вещает доктор Геббельс?! А как раз за теми, кто говорит на русском?!

Ведь не случайно же пришельцы из нереального далека общаются между собой именно на этом языке? А в том, что их родной язык именно русский, майор Ланге уже давно убедился. И дело было отнюдь не только в том, на каком наречии гости из будущего общались между собой или отдавал приказы их командир. Рудольф был профессионалом, и успел кое-что заметить. Всего лишь надписи. Надписи на экране приснопамятного «мини-телевизора» и на приборах бойцов в непробиваемой броне, словно по волшебству способной становиться практически полностью невидимой.

Все, абсолютно ВСЕ они были исключительно НА РУССКОМ!

И значит, что? Значит, будущее именно за ними! Само непостижимое Время выбрало именно эту расу, что бы там ни рассказывал, брызжа слюной и пуча глаза, бывший ефрейтор Рейхсвера. Будущее – за ними. Собственно, они и есть будущее.

Что же до него самого, теперь уже, нужно полагать, бывшего майора Абвера Рудольфа Ланге? Очень на то похоже, что он сделал верный выбор. И теперь главное – уцелеть. И оказаться полезным. Вот только посланная следом зондеркоманда не дает покоя. Для людей Гейдриха он – однозначный предатель Рейха. И не просто предатель, но и активный пособник, на руках которого после бомбардировки переправы кровь сотен разорванных в клочья германскими бомбами соотечественников. Отсюда вопрос: если эсэсовцы их найдут, станут ли русские его защищать? Или бросят, словно приманку, надеясь задержать преследователей? Последняя мысль окончательно испортила настроение, и даже столь понравившийся Рудольфу ароматный кофе в одноразовом саморазогревающемся чудо-стаканчике уже не радовал…

Повернув голову, абверовец вздрогнул, внезапно встретившись взглядом с незаметно подошедшим Степановым. Прислонившийся к стволу сосны русский, чему-то улыбаясь, в упор разглядывал сидящего пленного.

– Вась, ступай, перекуси, а я пока фрица покараулю. Да иди, иди, никуда он не денется, не переживай. Некуда ему бежать.

– Точно? – обрадовался летчик, с готовностью поднимаясь на ноги. Роль конвоира и на самом деле была ему не по душе. Нет, оно понятно, что ценный пленный, но все равно противно. Он боевой пилот, его дело – фрицев в небе бить, а тут приходится всяких гадов сторожить.

– Точно, – ухмыльнулся Леха. – Он ведь умный мальчик и отлично понимает, что обратной дороги у него нет. Если не мы, так свои пристрелят. Но перед этим еще и пытать станут. Причем больно. Верно говорю, хер майор? Ведь ты меня понимаешь, а?

– Я немноко поньял, что ви сказайт, – как можно спокойнее кивнул Ланге, хоть волнение всё равно прорывалось в том, как он коверкал русские слова и срывался на родной язык. – Бешайт в лес – nein, ньет смысл. Пльохо. Tod… смьерть. К сфоим – тоше nein. Ich bin ein Verräter… претатель. Менья ест Schießen… расстрел. Waffen-SS – очшен пльохо. К ним нельзья. Тоше смьерть. Йа?

– Я, я, натюрлих, – десантник занял освобожденное Борисовым место напротив пленного, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Вроде и не слишком много за сегодня прошли, а подустал. Наверное, последствия ранений, о которых он, спасибо будущанской аптечке, практически уже и не вспоминал. – Ты смотри, как бойко залопотал! Еще немного подучиться, и на нормального человека похож станешь. В первом приближении. Хочешь, угадаю, о чем ты думаешь, фриц?