Алексей Федоров - Потерянная земля

Дверной проем, налево и направо — выстланный пыльной ковровой дорожкой коридор. Мрачный и такой же замусоренный, кое-где освещенный густо заплетенными паутиной лампочками, одетыми в колпаки из толстого стекла. За поворотом медленно пробегал по стене красный отблеск. За неимением лучших идей, Вадик двинулся в ту сторону…

Очередной болт упал, как и положено, без приключений. Что-то подсказывало Вадику — внутри здания аномалий можно не бояться. Это была ни на чем не основанная уверенность, интуиция, если угодно… воздух в коридоре еще потеплел — и Вадик стер со лба выступившую испарину. Посмотрел на ладонь — пот и грязь. Господи, полжизни за горячую ванну и мягкую кровать — дома… мечтать не вредно.

А все-таки, он заметно успокоился. Во-первых, похоже, начали действовать таблетки (по крайней мере, ноге стало полегче), а во-вторых — психика загрубела от постоянных испытаний, на ней появилась мозоль, как… как на пятке.

«Вжжж…» — едва слышный звук. Красный отблеск остановился на стене… постоял, с тихим сипением двинулся дальше. «Вжжж…» Вадик уже знал, что он увидит — и не обманулся в ожиданиях. За поворотом коридора на потолке висел лениво вращающийся красный проблесковый маячок — совсем старый, формой напоминающий советский граненый стакан. Немой свидетель пошедшего не по плану эксперимента. «Вжжж…» — отражатель снова замер. Постоял немного…

Здесь лампочки уже давно перегорели — и Вадик пожалел о разбитом фонарике. Очередной багровый всполох пробежал по коридору, высветив ряд закрытых дверей — и что-то, похожее на кучу тряпья, в глубине. Нет, не здесь… здесь, наверное, сидели надзиратели из КГБ — поближе к свету и воздуху. Ну, может, еще и какое-нибудь высокое начальство.

Тишину нарушали лишь тяжелая хромота Вадика, стук его импровизированного костыля, да надсадный скрежет древнего моторчика маячка. Вадик сам не замечая, придержал дыхание — он привык к этой тишине, стал частью ее…

И потому едва не умер от страха, когда откуда-то снизу, из-под здания, поднялся надсадный вой — так, должно быть, перекликались между собой треножники Уэллса. Звук становился все громче, поднимался все выше, замер на секунду безнадежным воплем смертельно раненого мастодонта — и пошел на спад…

— Тьфу, мать вашу!!! — у Вадика отлегло от сердца, когда он понял, что это всего лишь сирена. Какого, интересно, рожна, она включилась? Т-твою!.. Вадик все же достал пистолет и взвел. Нафиг. Лучше так…

Сжимая в потной ладони рифленую рукоятку, он захромал обратно по коридору, мимо фойе — в другую сторону. Миновал освещенную пасмурным дневным светом лестницу на второй этаж… где-то наверху, пробиваясь сквозь заунывный вой сирены, с истерическим визгом дергался электромотор — наверное, еще один маячок.

Коридор закончился небольшим помещением без окон, но зато с большой двустворчатой дверью. Здесь горела еще одна уцелевшая лампа. Эх, делали ведь раньше, сейчас лампочки пошли — хорошо если на месяц хватит… Что за дверью? Знать бы… она оказалась заперта, но интуиция подсказывала: то что ты ищешь — здесь. Выломать? Но — как? Со сломанной ногой в спецназовца не поиграешь… дверь как дверь, деревянная. Две ручки, один замок. Замок!

Вадик наклонился и попытался разглядеть ригель, светя зажигалкой. Ага, вот ты где! Он достал оружие, взвел — и прицелился левее личины. Прежде чем нажать на курок, глубоко вздохнул… черт, жутковато здесь все-таки. Как на кладбище ночью. Грохота будет… Давай же!!!

Пистолет дал осечку. Не давая себе времени опомниться, Вадик передернул затвор, снова прицелился…

Небольшая машинка ударила как боксер — тяжеловес, едва не выбив Вадику большие пальцы. Выстрел получился даже громче, чем он ожидал — намного громче. Липкой волной накатила жуть — ему представилось, как от выстрела пробуждается в глубине здания мрачное инфернальное нечто, приходит в себя после долгой спячки… здесь появилась свежая плоть…

Он даже не столько представил это — сколько почувствовал. Че-ерт… Вадику стало худо, пистолет едва не вывалился из ослабевших пальцев.

Оно спускается вниз по лестнице…

Наверное, так чувствует себя дождевой червь, на которого катится асфальтовый каток.

В надрывном вое сирены он явственно различил мягкие неотвратимые шаги, приближающиеся по коридору… все ближе и ближе…

Вот оно уже крадется к повороту коридора, прячась в густых тенях, которыми, как паутиной заплетен затхлый горячий воздух, полвека заботливо хранящий своих мертвецов… Вадик до боли в глазах вглядывался в полумрак, но видел только пляшущие зеленые пятна — вспышка выстрела ослепила.

Из-за угла выплыло что-то огромное, черное, заслонив собой призрачный свет… и как бы там ни было, в одном Вадик был уверен на все сто…

Это ему не чудится.

Он вжался в стену, стараясь забиться под штукатурку — но тщетно, спрессованная темнота приближалась, он чувствовал, как от нее веет жаром. Хрипло заорав, Вадик вскинул пистолет и судорожно надавил на тугой курок — снова и снова, и опять…

Затвор заклинило в заднем положении, Вадик в панике швырнул бесполезный пистолет в приближающийся ужас… хрипло завизжав, он сполз по стене, зажмурившись и закрывая уши, стараясь сжаться в точку, чувствуя как джинсы пропитывает обжигающе горячая моча.

Он забыл оставить себе последний патрон.

Несмотря на философское расположение духа, Валентин Александрович крепко полаялся с женой, пересолившей яичницу. Яичница на завтрак уже давно превратилась в ежеутренний ритуал… Достала эта яичница — вместе с женой, постылой работой и набившим оскомину однообразием нескончаемой вереницы дней, похожих друг на друга как экземпляры из одного тиража накладной. Жена от обиды заплакала — едва ли не в первый раз за все эти годы поругались. Значит ли это, что они друг другу на… не нужны?..

Все это уже вот где…

И в этом смысле Валентин Александрович даже был благодарен пришлым — рутина отступила. Нельзя сказать, что Валентин Александрович вел с ней тяжелый неравный бой, нет… до недавнего времени он даже не осознавал своей потребности в изменениях. Так привыкаешь к жажде или голоду — однажды наступает момент, когда физические терзания исчезают. Главное — снова осознать свою потребность, прежде чем она убьет тебя… Выходя из дома, он по-мальчишески пнул рассевшуюся на крыльце курицу — и даже на душе полегчало.

«Виллис» не завелся, изрядно повеселив Валентина Александровича. Такого с его машиной не случалось никогда. Ура!!!

В самом прекрасном расположении духа он прогулялся до конторы пешком. Такой он набившую оскомину деревню не видел никогда. Да хрен его знает, что изменилось. Добавились новые штрихи, детали — вроде бы и незаметные, но меняющие весь облик Выселок до неузнаваемости.